— А что я могу? — неожиданно зло развел руками колдун. — Что я могу с сорванной спиной-то сделать? Грыжу позвоночника травками не вылечишь, тут резать надо, к чертовой матери, или магией сильной! Защемление нерва, к примеру, или грыжа вдруг здоровенная, а других у нас и не бывает, что тогда?
— Нормально всё, — отнёсся я с прохладцей к непонятному самоуничижению Фомы Егорыча. — В других деревнях и такого нет, точно тебе говорю, повезло местным. Можешь мне верить, уж я-то насмотрелся. А бывает и хуже, мы так одного в город на суд княжеский вывезли, наш маг его прямым вредителем назвал.
— Хорошо, коли не шутишь. — не смягчился Фома Егоры. — А только и у нас скоро так будет. И вредитель у нас свой собственный уже есть, у меня обучение проходит, задрыга бесталанная. Если толку с него не будет, сам его отравлю к чёртовой матери, возьму грех на душу. Пей чай давай.
Я не стал умничать дальше, а пригубил ароматный горячий напиток и оценил его по достоинству. Не хуже Кирюшкиного чая, ей-богу! И вот так мы сидели, попивая из стаканов и поглядывая друг на дружку, еще минуты две. Я не торопил Егорыча, давая ему собраться с мыслями, и не лез вперёд со своими просьбами, всему своё время.
— Чего пришёл-то вообще? — попробовал начать с моих проблем колдун, чтобы самому не выглядеть просителем. — Чего тебе могло от меня понадобиться, если ты по левую руку от эльфийки-то сильномогучей ходишь?
Я лишь пожал плечами и вывалил на него ворох проблем с домовыми. Рассказал и про путешественников на барже, и про острый кадровый голод в народном хозяйстве.
— Как знал, — пробормотал озадаченно и досадливо Фома Егорыч, чуть не сплюнув от раздражения на пол, но вовремя опомнился. — Всё не слава богу! Чуть стоит вожжи из рук выпустить, тут же всё кувырком, да что ж такое! Полгода не продержались, сволочи!
— А ты бы не выпускал, — ровным голосом посоветовал я ему, но колдун лишь резко отмахнулся от меня и рассерженно отвернулся, чтобы подуспокоиться.
— В прошлом годе, — наконец повернулся он ко мне, и я увидел перед собой спокойного и собранного человека, который уже не хочет и не просит помощи, потому что в нее не верит. — Сила начала меня покидать, паря. Я забегал сначала, половину аптеки вот этой на себя извел, но всё как об стенку горох. Время моё пришло, видать, ничего не попишешь. А по прошлой осени проснулся я как-то, и понимаю, что всё. Домовых не вижу и не чувствую, а сил осталось с гулькин нос, не больше. Была надежда, что сумею ученика воспитать, но теперь даже и её нету.
Он замолчал, а я не знал, что ему сказать на это. Но Фома Егорыч не ждал от меня жалости, он просто рассказывал, как обстоят у него дела, не жалуясь и не надеясь ни на что.
— Так что, паря, — вдруг он хлопнул меня по колену, — не знаю я, как тебе помочь! Вчера эльфийке вашей не признался я ни в чем, хоть и поглядела она на меня странно немного, и силы мне добавила, но чуть-чуть совсем. Попытался потом к магу пробиться, рассказать ему все, да бабы не пустили. Если кто и может тебе теперь подсобить, так это они, а на меня не надейся.
Я наконец поставил пустой стакан на стол и посмотрел на него еще раз в магическом свете, для верности сняв с себя мамин оберег. Честное слово, ощущение было не из приятных, как от пыльного дырявого мешка. Ни на что не надеясь, я потянулся к нему и попытался отдать ему немного своей силы, как это делали мы теперь с Арчи при взлёте и посадке. Но сила утекала в никуда, как в бездонный колодец, даже не задевая старика. Хотя что-то всё же ему померещилось, потому что он вдруг встрепенулся, подскочил, но, тщательно прислушавшись к себе, с разочарованием уселся на место.
— А что, если так, — пробормотал я и схватил его обеими руками за запястье. Поднапрягся, дал гари, как говорит Далин, и с изумлением почувствовал, что старикан-то ухватился за мою силу, как утопающий цепляется за соломинку. Он потянул ее в себя, но не всю подряд, а выбирая из нее для себя какую-то часть, я почему-то тут же назвал ее зелёной, вот показалось мне так. Старик схватил меня за руку, крепко сжал ее, а потом, посидев так с минуту, резко выкрутился из моего захвата.
— В гроб меня загнать хочешь? — пытаясь унять взбудораженный кашель, весело поинтересовался он у меня и вдруг заорал. — Аниська, подь сюды! Да быстро, распросукин ты кот!
Мне под ноги метнулся мохнатый комок, в котором я без труда узнал ещё одного домового, такого же седоватого и облупленного, как и его хозяин.
— Времени мало у меня, наверное, — схватил его Фома Егорыч за загривок и поставил перед собой на стол. — Надо быстро все делать. Поможешь мне, Артём, так сейчас все и решим.
Пыльный и заспанный, но сердитый и одновременно обрадованный Аниська стоял между нашими стаканами, неверяще разглядывая хозяина.
— Почему у вас всё кувырком, потом мне расскажешь, дармоед, — упёр палец в домового Фома Егорыч, — если времени хватит. А сейчас сзывай своих к сельским воротам, где небесный корабль стоит, понял?
Аниська кивнул, а потом вдруг кинулся одним прыжком к колдуну, вцепился и зарылся в его бороду и безутешно, во весь голос, зарыдал.
— Хозяяяин! — всхлипывая, верещал он, — ты живой, и я живой! Ты чего, хозяин, ты чего придумал-то? А как же я?