Роботы утренней зари

– С какой стати я буду помогать вам?

– Из человеческой порядочности. Доктор Фастальф уверяет, что он не уничтожал собственного робота Джандера. Вы знаете доктора Фастальфа лучше, чем кто-либо другой. Вы несколько лет были в близких отношениях как его ребенок и подрастающая дочь. Вы видели его таким, каким его никто не видел. Каковы бы ни были ваши чувства к нему теперь, они не могут изменить прошлое. Зная его, вы можете засвидетельствовать, что по своему характеру он не способен повредить роботу, тем более такому, который является его высшим достижением. Пожелаете ли вы дать такое свидетельство открыто, перед всем миром? Это очень помогло бы делу.

Лицо Василии стало жестким.

– Поймите меня. Я не желаю впутываться в это.

– Но вы должны!

– Почему?

– Разве вы ничем не обязаны вашему отцу? Он же ваш отец. Пусть это слово ничего для вас не значит, но это биологическая связь. Кроме того, он заботился о вас, воспитывал много лет. За это вы ему что-то должны.

Василия вздрогнула. У нее стучали зубы. Она пыталась говорить, но не смогла. Наконец, сделав несколько глубоких вздохов, она сказала:

– Жискар, ты слышишь все это?

Жискар склонил голову.

– Да, Маленькая Мисс.

– И ты, человекоподобный… Дэниел?

– Да, доктор Василия.

– Вы оба понимаете, что землянин настаивает на моем свидетельстве о характере доктора Фастальфа?

Оба робота кивнули.

– Тогда я скажу – против своей воли и по злости. Именно потому, что я должна этому моему отцу какой-то минимум уважения за его гены и за мое воспитание против обычаев, я не стану свидетельницей. Но я хочу, чтобы вы выслушали меня. Доктор Хэн Фастальф, чьи гены я унаследовала, заботился не обо мне как об отдельном человеческом существе. Я была для него не больше, чем эксперимент, феномен для наблюдения. Доктора Фастальфа интересовало только одно: функции человеческого мозга. Он хотел свести их к уравнениям, к графикам, объяснить путаницу и таким образом определить математически науку о поведении человека, которая позволит ему предсказывать человеческое будущее. Он назвал эту науку «психоисторией». Если вы разговаривали с ним хотя бы час, я уверена, что он упомянул об этом. Это его мания. – Василия внимательно посмотрела в лицо Бейли и с торжеством воскликнула: – Я права! Он говорил вам об этом. Затем он должен был сказать вам, что интересуется роботами лишь постольку, поскольку они могут привести его к человеческому мозгу, тем более – человекоподобные роботы. Но это он тоже говорил вам.

Основная теория создания человекоподобных роботов, я уверена, выведена им из попыток понять человеческий мозг, и он держит эту теорию, никому не сообщая, потому что он хочет сам решить проблему человеческого мозга за те примерно два столетия, которые ему еще остаются. Этому подчинено все. В том числе была и я.

Бейли, пытаясь устоять против этого потока ярости, тихо спросил:

– В каком смысле он включал в это вас, доктор Василия?

– Когда я родилась, меня должны были поместить вместе с другими к профессионалам, которые хорошо умеют ухаживать за детьми. Я не должна была остаться у любителя, пусть он отец и ученый. Доктору Фастальфу не должны были разрешать подвергнуть ребенка такому окружению – никому другому и не разрешили бы. Но он воспользовался своим престижем, нажал на все пружины и убедил нужных людей.