Спящий во тьме

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне-то плевать, – сообщил несгибаемый Боб, разворачиваясь к выходу, точно уродливый фрегат. – Мне это все по барабану. Мне тут все равно делать нечего… задерживаться незачем, так что меня и не колышет! Я – человек не компанейский. Вы, обезьяны этакие, – эти слова не были обращены ни к кому конкретно, но, по всему судя, распространялись на всех собравшихся, – вы, обезьяны этакие, можете торчать здесь, сколько хотите, а я вот не собираюсь. Еще чего!

Но не успел еще уродливый фрегат покинуть гавань, как всеобщее внимание привлекли гомон и крики на дороге перед трактиром. В воздухе зазвенели призывы на помощь, и дюжины две завсегдатаев «Пеликана» тут же ринулись за двери – оценить положение дел и по возможности оказать содействие. Проталкиваясь сквозь толпу и заставляя зевак расступиться как двумя-тремя резкими окликами, так и посредством натиска своей высокой, костлявой фигуры, к месту событий поспешала сама хозяйка «Пеликана», твердо намеренная взять в свои руки контроль над любой чрезвычайной ситуацией, возникшей в пределах ее владений.

– Уйди с дороги, Джон Стингер! Джордж Старки, а ну, подвинься! Вы, там! Расступитесь! Дайте пройти!

Гул над толпой то нарастал, то стихал, точно волны на море. Шум и гам то и дело перекрывали перезвон бубенчиков сбруи, скрип тележных колес, цокот копыт, вой ветра, вопли конюхов. До тех, кто остался в трактире, доносились обрывочные крики, складывающиеся в некое далеко не полное повествование о развитии событий.

– Как? Он мертв?

– Мертвее мертвого, Томас!

– Вовсе нет!

– Еще как да!

– А я говорю – нет!

– Мокрая ты курица, вот ты кто!

– Щас как дам в ухо, Дональд Томпсон!

– А не пошел бы ты домой к маменьке!

– Кровь и гром, да вы на лицо его посмотрите!

Сбившись тесной группой, мужчины поспешно втащили внутрь обмякшее темное тело. Порыв ледяного ветра, ворвавшись вслед за ними, едва не перебросил вошедших в противоположный конец зала.

– Доктор Дэмп! Доктор Дэмп! – завопил возбужденный Джордж Гусик, едва дверь захлопнулась. – Господи милосердный, где ж доктор-то?

В уютном уголке частокол последних известий с хрустом лег на стол, и джентльмен с темно-русой бородкой и в вишневом жилете поднялся с места, громко и властно возвестив:

– Ну же, леди и джентльмены, расступитесь, расступитесь немного! Назад, я прошу вас! Вы, там, не пытайтесь его двигать. Дайте я осмотрю бедолагу.

Обмякшее тело темной бесформенной грудой уложили перед огнем. Доктор опустился на колени рядом с бесчувственным пациентом и приступил к осмотру, то и дело обращаясь с распоряжениями медицинского характера к мисс Хонивуд. Тихо и спокойно занимался доктор своим ремеслом, внимательно прислушиваясь к вздохам легких и к трепету сердца.

Толпа любопытствующих образовала круг и теперь напирала: всем не терпелось глянуть на пострадавшего и выслушать приговор лечащего врача. Если бы вы дали себе труд зорко всмотреться в лица зевак, вы бы, возможно, заметили некоего зеленого, неоперившегося юнца от силы пятнадцати лет от роду, что, вытаращив глаза, жался в задних рядах. Этим юнцом был некто иной, как я: моя тень, моя утраченная невинность, мое первое, еще не сформировавшееся, позабытое «я» смотрит на меня сейчас через бездну лет. Видите ли, я был там в ту ночь, когда принесли незнакомца.

– Помер, как пить дать, – предположил мистер Найтингейл. Трудно было не заметить в толпе его страхолюдную физиономию.