Слон Килиманджаро

— Никому не скажу.

Старейшина послал одного из воинов за ружьем.

— Дайте ему воды, — распорядился другой старейшина, и Бутамо напоили.

Воин вернулся, протянул Бутамо старинное ружье и мешок.

— В мешке порошок, который заставляет ружье стрелять, — объяснил старейшина.

— Я знаю, — кивнул Бутамо. — Я видел, как Шунди управлялся с таким ружьем.

— Кто такой Шунди?

— Работорговец, от которого я сбежал.

— Странное имя для белого человека.

— Он черный, — ответил Бутамо.

— Почему черный человек продает других черных? — спросил старейшина.

— Ради денег.

— А что он делает с этими деньгами?

— Покупает много коров, коз и жен.

— Как много? — заинтересовался старейшина.

— Я благодарю вас за помощь. — Бутамо попятился. — Надо уйти, чтобы не привести Шунди в вашу деревню.

Бутамо заметил двух воинов, ушедших по тропе, ведущей к подножию, и решил, что безопаснее идти к вершине.

Когда я поднялся до середины горы, у меня вновь разболелись ноги и живот. Я в ярости протрубил, негодуя, что плоть слаба, но силы оставили меня, и впервые за семьдесят лет я опустился на землю, чтобы поспать.

Бутамо три часа поднимался в гору, прежде чем убедился в том, что племя, давшее ему ружье, его не преследует. Он увидел бородавочника, косящего на него глазом, хотел убить, но побоялся выдать свое местонахождение. Вместо этого сорвал с ветки какой-то фрукт, съел, обогнул большую скалу, нашел за ней съедобные ягоды и продолжил подъем, стараясь не оставлять следов.

Я проснулся от жуткой боли в боку, таких мучений испытывать мне еще не доводилось, с превеликим трудом поднялся на ноги. Спал я не больше трех часов, но мое тяжелое тело практически раздавило мое правое легкое, и теперь я стоял на дрожащих ногах, жадно ловя воздух. Боль сводила меня с ума, и я в ярости начал выдирать деревья и швырять их вниз по склону. Птицы бросились врассыпную, и прошло немало времени, прежде чем боль и ярость утихли и я смог продолжать подъем.