Алмазы Селона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мя-я-у-у!..

Хорн прижал уши к голове, прислушиваясь. Ёлац снова повторил древнее приветствие, и вожак немного расслабился. Тимминс тоже. Он оглянулся на спутника, тот восхищенно кивнул — не каждый абориген может воспроизвести речь хорнов… Ёлац поставил пакет с бутылками под ноги и разодрал на своей груди вонючие лохмотья.

— Слышишь? — в отчаянном пьяном запале выкрикнул он, выпячивая вперед волосатую грудь.

Он мог бы этого и не делать — хорны издалека по звуку сердца отличали тимминсов от колонистов и корнеров, но Ёлацу хотелось покрасоваться перед товарищем. Вожак пригнул голову и отошел в сторону. Тимминс, подхватив свой пакет и спотыкаясь, прошествовал мимо, следом бросился его дружок.

Огромная стая, какой тимминсы в жизни не видели, двинулась за ними к поселению, состоящему из многочисленных жалких лачуг. Люди шли молча, слыша за своей спиной тяжелое дыхание и все более сердитое мяуканье — буря бесновалась вокруг, заражая своим безумием страшных духов пустыни, прилетевших на ее крыльях…

— У тебя точно столько денег?

— Даже больше.

— Ты мне заплатишь?

Ямник спрашивал ее об этом каждые пять минут. Она терпеливо кивала — конечно, заплатит. И сейчас повторила:

— Мы нужны друг другу. Это же и так понятно. Ты хочешь уехать отсюда, а я — выжить. И тоже уехать. Ты поможешь мне, а я тебе.

Он остановился, отогнул шарф, которым было замотана ее голова — чтобы не слепил песок — и заглянул в глаза. То, что они у девчонки тоже были голубыми, немного успокоило его.

— Я в жизни никого не обманула, — сказала Лавиния.

А еще сказал, что ему семнадцать. Врет, наверное. В семнадцать соображают лучше. Или он тугодум. Или вообще на голову слабый. Хотя сумел же сообразить сказать ей, что Косталац брат Андровица… Собственная судьба больше ни на секунду не вызывала у Лавинии сомнений. Поэтому они выскочили из броневичка, пока не подоспел господин детектив, и благодаря умению тимминса быстро закопались в дюну с наветренной стороны.

Отсидевшись там с час, пошли навстречу ветру. Это был план Ямника. К тимминсам сейчас идти нельзя — кто-нибудь может донести Косталацу. Только в пустыне можно укрыться и переждать. Свой плащ парень отдал Лавинии. Замерзнуть он не боялся, тимминсы умели выживать в песках даже при длительных минусовых температурах. К тому же ветер хотя и становился пронзительнее, был гораздо теплее — как всегда перед появлением хорнов.

Мгновенно растаявший тонкий налет снега быстро уплотнил зыбкий верхний слой песков, и идти стало легче. Дюны пели высокими пронзительными голосами, и сквозь это пение путники вдруг расслышали далекое многоголосое завывание…

— Садись, — прошептал Ямник, хватая девочку за руку.

Они сели на песок, соприкасаясь спинами. Тысячи чудовищных размеров кошек промчались мимо. Трое из них, сбившись с ритма бега, подошли совсем близко, но, уловив знакомый громкий стук сердца тимминса, скользнули дальше, вслед за ветром, который нетерпеливо гнал стаю на Милагро.

— Тимминсы всегда жили в дружбе со своими братьями — песчаными кошками. Хорны охотились и приносили людям добычу — люди лечили их, делились с ними водой, которую добывали из глубоких расщелин в подземных пещерах. Тимминсы давние, надежные и сильные друзья…

Фрайталь говорил медленно, чтобы новый вожак хорнов, молодой, напористый, агрессивный самец, проникся значительностью его речений. Старик никогда зря не ронял слов, но то ли силы в нем уже не те, то ли ветер слишком разъярил стаю, только вожак хорнов, полуприкрыв голубые глаза, смотрел на вожака людей как на пустое место — словно и не желал ничего понимать. Да, хуже всего было то, что он не вступал в обычный диалог. Он молчал!

Фрайталь слегка повысил голос и расцветил свою речь красочными оборотами и сравнениями, сделал ее более энергичной, усложнил фразы, хотя столетний возраст и нездоровье вождя не располагали к лингвистическим изощрениям. Чтобы перебороть нежелание вожака разговаривать, старик напомнил ему, что изначально хорны произошли от людей, даже глаза у них такие же голубые. Именно поэтому они должны помогать людям, почитать их, уважать…