— Соперника? Я не понимаю…
— Она сбежала из сумасшедшего дома, чтобы найти сына, которого у нее отобрали много лет назад. Она иногда прибиралась в комнатах, поэтому в тот день подсыпала в ваше какао снотворное. Вы знаете, что душевные болезни передаются по наследству?
Значит, она испугалась за него, когда увидела его выходящим из комнаты Питера. А он не мог понять ее странного поведения. «Бедный мальчик» — это не о Питере…
— Оставьте ваши намеки, Анахайм. Я найду ее, если она еще жива, даже в сумасшедшем доме, и экспертиза покажет, моя ли это мать. — Скальд сел за столик и налил себе воды. — Как вы узнали?
Анахайм открыл рот и тут же закрыл, потом засмеялся:
— Чуть не проболтался. Фаина давно мертва, плохо кончила. Не трудитесь, Скальд. Она не ваша мать.
Скальд потер виски и надавил на глазницы, слегка массируя глаза, которые нестерпимо болели.
— Кто вы, Анахайм? — снова спросил он.
— И почему я никогда не учил уроки?.. Потому что я ясновидящий, понятно вам? Я все знаю.
— Все?
— Абсолютно. Я смотрю на вас и вижу, что у вас, например, нет аппендикса.
— К чему вам мой аппендикс?
— Это к слову. Также я знаю, что вы безуспешно, всю жизнь, ищете своих родителей. Я мог бы вам помочь… Но, надеюсь, вы понимаете, что я не могу просто так взять и сообщить имя вашего отца, к примеру. Какая же в этом будет интрига и польза для меня? И, кроме того, вы ни за что мне не поверите. Можно сделать все гораздо более интересным. Поэтому я передам вам ощущения трех разных людей, имеющих к вам отношение, скажу больше — один из них ваш отец.
— Это невозможно, — прошептал Скальд.
— А вы уже выбирайте. Дайте свою руку. Я начинаю.
…Мы едем вместе с ней в лифте.
— Ты посмотри, посмотри только, — шепчет жена. — Этой дубленке, наверное, уже лет десять. А шапка? А эти ужасные красные варежки?
Я слушаю и думаю только об одном — завтра утром она войдет в темную прихожую, снимет свои варежки и, привстав на цыпочки, обнимет меня, и я не знаю, как мне дожить до завтра, как вытерпеть эту муку не видеть ее.
Сосед с четвертого этажа уехал в отпуск и оставил мне ключи, чтобы я присматривал за его квартирой — поливал два чахлых цветка и вызвал слесарей, если что. Я вставал в семь часов, когда жена еще спала, собирался в темноте и делал вид, что иду на работу. А сам спускался вниз, на четвертый, ждал ее час-полтора, потом, как вор, тихонько открывал дверь на ее слабый стук. Она входила так же тихо, трепеща от страха, что кто-нибудь из соседей ее увидит.
…Первые несколько секунд мы стоим неподвижно, прислушиваясь к тишине, в которой только гулко стучат наши сердца. Потом она робко улыбается и говорит:
ebooksa