Алмазы Селона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Имеешь, — возражает она, утирая слезы. — Ведь ты меня любишь. — Она прикладывает к моим ранам прохладную мякоть кактуса.

— Я копаю эти ямы пять лет… а сегодня их засыпало пеплом, потому что они притащили сюда своего идола… наказали меня…

— Мне очень жаль… Я понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь! Теперь у меня не осталось даже надежды…Уходи.

— Я знаю, что нужно делать, — твердо говорит она. — Нужно просить у богов дождя — он смоет пепел, ведь земля здесь наклонена…

— Да-да, попроси! — злобно закричал я. — Раз в году ваши боги обязательно посылают вам дождь, тот, что высыхает, не долетев до земли! Убирайся!

Она вскакивает на ноги. Юбка ее разодрана на бинты, лицо черно от пепла, но она все равно красивее всех на свете. А я — я кажусь себе деревянным идолом с копьем…

— Я всегда буду любить тебя, белый человек, — тихо говорит она. Горе ее так сильно, что она не может плакать.

— Уходи! Найди себе мужа получше!

…Она бредет, спотыкаясь, словно слепая, а у меня нет сил, чтобы встать и посмотреть ей вслед.

Она, наверное, уже несколько часов стоит привязанная к этому раскрашенному столбу посреди площади — больше человеку не вытерпеть на таком солнцепеке. Вокруг толпа, но все молчат. Восседающий на деревянном инкрустированном троне вождь одет в парадные одежды и мрачен.

Солнце вот-вот сядет, и ночь упадет внезапно, как всегда в горах, но пока еще жаркие лучи нещадно кусают ее нежную кожу под простым полотном. Губы у нее запеклись, прикрытые белой косынкой волосы не заплетены в косички. На ней нет ни одного украшения — их отобрали в наказание. Она смотрит прямо перед собой и улыбается своим мыслям.

— Попробуй прикоснись ко мне, и я выцарапаю тебе глаза, — вдруг очнувшись, говорит она высокому красивому юноше в дорогой одежде, который окружен целой свитой и стоит рядом, — не иначе, жених…

Юноша хмурится и что-то тихо говорит ей, так, чтобы никто не слышал. Она с ненавистью смотрит на него.

— Тот, с зелеными ушами, лучше, — презрительно говорит ее отец-вождь.

— Да, — отвечает она, и взгляд ее сразу смягчается. — Это правда.

— Он заставит тебя есть камни вместо лепешек и персиков!

— Я буду есть камни… только пусть он любит меня…

Толпа гомонит. Никто не понимает.

— Он самый лучший, самый красивый, — не замечая ничего вокруг, говорит она в пространство, горам, что высятся сразу за селением. — Он сильный. Никто не может так, как он, копать ямы… Это тяжело… на жаре… Он копает их пять лет…