Алмазы Селона

— Ничего, ничего, не стесняйтесь. Я, например, до смерти боюсь мышей.

— А не побоялись господина Анахайма.

— О! Мыши страшнее…

— Какой будете пить сок? Гранатовый?

— Можно и гранатовый.

— С лепестками или?..

— Или.

— Как у нас с вами много общего, Зира!

— Благодарю.

Они засмеялись.

— Итак, — заговорила Зира когда сок был налит в бокалы. — О чем пойдет речь?

— О девочке. О позиции семьи. Об отношении к тому, что происходит. Мне нужно понять. Потому что я не понимаю.

— Вам кажется странным, что мы не бьемся головой о стену, не рвем на себе одежды, зная, что Лавиния находится в руках этого подонка… Если человек не умеет владеть своими чувствами, он всегда проиграет — вы же слышали, что сказал Гиз. Никогда еще истерия не помогала делу. Кроме того, переживания делают нас сильнее… И потом, мы ведь намерены действовать, а не стенать от горя. Да, мы боимся ее потерять, потому что любим и ценим, потому что это родная душа… Но для нас важнее другое. Если наша девочка все-таки погибнет, первым делом мы хотели бы знать, как она встретила свою смерть, а потом мы будем мстить…

— Мне кажется, Ронда чувствует себя просто ужасно…

— Да. Потому что у каждого есть предел возможностей. Но мы не разрешаем ей раскисать — и только поэтому она еще держится на ногах, работает и хотя бы на какие-то мгновения забывает о случившемся. Но если вы все равно не можете понять, я расскажу вам одну историю. Слушаете?

Ион не отозвался на ее звонок, но Зира упрямо сжала губы и повторила вызов. Снова молчание. Он считает, что прав. Легкий укол совести, который она почувствовала, позабавил ее. Если поддаваться эмоциям, никогда ничего не осуществишь. «Я лечу, Ион», — сказала она, глядя на экран, где желтые всполохи шторма разрезали на куски бугрящееся фиолетовое покрывало океана. Она представила себе свой маленький модуль, отважно преодолевающий разбушевавшееся пространство, и крошечный росток радости внутри нее, наливаясь силой, начал стремительно расти. Как давно она не была на Браззале!

«Я лечу, Ион», — окончательно отринув все сомнения, передала она по срочной связи. Сын тут же появился на экране, озабоченный, деловой и, как всегда, неотразимый. Светлые, как у отца, глаза, неширокие, но крепкие плечи, мягкий подбородок… Зира скучала по нему, всегда, постоянно.

— Куда ты летишь, мама? — настороженно спросил он, даже не поздоровавшись, что уже становилось традицией в их отношениях.

Зира не обиделась. До примирения осталось совсем немного.

— На Браззаль, — беззаботно сказала она, щуря глаза, чтобы приглушить лучистость взгляда.