Карлики

— Спасибо, но — в другой раз.

— Ладно, не за что, — пожал плечами Ларсон.

— Вот именно, — ляпнул я не задумываясь.

— Тебе нужно сменить обстановку, — посоветовал он на прощание.

У меня не было возможности пустить кого-либо по собственному следу. Доверить такое я бы смог только Берху… Ноги сами несли меня домой, но я понимал, что сейчас они слушают не меня. Назло себе я решил немного погулять по лесу. Сотня гектар, засаженная скромными деревцами разных пород — местными и адаптированными — вот и весь наш лес. Плодородный слой почвы на Фаоне чрезвычайно тонок, а зимой, вдобавок, еще и промерзает, поэтому деревья тут растут только самые неприхотливые. Высокая трава, кустарник, карликовые, в полтора метра ростом, деревья — таков обычный фаонский пейзаж. Почву для искусственного леса завозили специально, зато и деревья выросли, по Фаонским меркам, просто гигантские — метра на три с половиной, а то, и на все четыре. Но до парка возле Института Антропоморфологии нашему лесу еще расти и расти.

Принято говорить, что времен года на Фаоне всего два: одно — сухое, другое — холодное. Названия даны от противного — сухое, потому что не влажное, а холодное… хотел бы я посмотреть на того, кто назовет его теплым. При этом, в холодный период влаги не больше, чем в сухой, а последний лишь немногим теплее первого. Но никто не запрещает пользоваться и обычными, земными названиями: зима, лето, весна, осень… И теперь, в начале сентября по синхронизированному времени, так уж совпало, что зима втихомолку вытесняла осень, и даже днем стали случаться заморозки.

Натянув капюшон, как пещерный гомоид, то бишь гном, я пересек стоянку флаеров, прошел вдоль опушки до прямой, как стрела, главной аллеи. По ней можно дойти до самого озера, что я и сделал. Главная аллея, в отличие от остальных дорожек, присыпана мелким оранжевым гравием. Другие дорожки попросту протоптали любители утреннего и вечернего бега. Шел пятый час вечера и вечерние бегуны еще не появились. Гравий кое-где поистерся и выступила земля — утрамбованная, жесткая, она приобрела бледно оранжевый оттенок. С наступлением холодов в трещинках на земле появился лед. Интересно, откуда берется лед, если воды там никогда не было? А воды в трещинах я отродясь не видел.

Свернув с аллеи, я принялся бродить не разбирая дороги. Я то шел, нарочно громко хрустя сухими ветками, то резко останавливался и прислушивался — не хрустит ли кто вслед за мной. Но осторожный преследователь (если он был) внимательно следил куда ступить и ничем себя не выдал. Я вернулся на главную аллею и пошел по направлению к зданию Редакции. Осенью и весной, незадолго перед закатом, есть такой момент, когда солнце, уже совсем было скрывшееся за верхушками деревьев, внезапно появляется в западном конце аллеи, чтобы ненадолго осветить целиком всю аллею (ее оранжевый цвет тут как нельзя кстати) и увидеть свое отражение в зеркальных стеклах. Я все еще шел в сторону здания, как вдруг увидел перед собою свою собственную тень — и без того длинная, она была бы еще длинней, если бы не серый портал Редакции. Я обернулся, чтобы проводить глазами заходящее солнце, постоял так несколько минут и, когда солнце окончательно спряталось за деревьями, я почувствовал, как неожиданно хмуро и неуютно стало вокруг. Вдалеке от меня, ближе к противоположному концу аллеи я заметил несколько фигур — появились первые вечерние бегуны. Но одна фигура стояла неподвижно. Разглядеть мне удалось немногое: стоявший был скорее мужчиной (или, в крайнем случае, гомоидом), но не женщиной; он стоял лицом ко мне. Трудно сказать, был ли он там все то время, что я наблюдал за солнцем или появился из леса, лишь когда исчезли длинные тени, способные, как круги на воде, выдать мне его местонахождение. Мы стояли и смотрели друг на друга, а моя камера смотрела в прямо противоположном направлении. Я развернулся и неторопливым шагом направился к восточной опушке леса. Чтобы было легче вертеть головой, я снял капюшон. Бегуны меня догоняли; мне стоило больших усилий не оборачиваться, через минуту они меня обогнали — мужчина и женщина в спортивных костюмах — по-моему, наши сотрудники, но из другого отдела. В конце аллеи я обернулся — все чисто, никого нет. Дошел до стоянки флаеров, отыскал свой, забрался в него и велел везти меня домой.

Лишь когда входная дверь захлопнулась у меня за спиной, я перевел дух.

— Ужинать будешь? — спросила Татьяна.

Есть мне хотелось меньше всего. Я ответил, что поем попозже.

— Как знаешь, — ответила Татьяна. — Смотри, а то остынет, — добавила она, потом спросила: — Что, с Шефом поругался?

Наверное, до сего дня я отказывался от ужина только после перепалок с Шефом.

— Нет, не поругался, все нормально. Ты извини, мне нужно немного поработать… — сказал я. Татьяна, ничего не ответив, ушла в другую комнату.

Запись визора пришлось просматривать в замедленном режиме — картинка так тряслась, что при обычной скорости ничего кроме мешанины из деревьев, дорожек, окон Редакции и облаков, рассмотреть было невозможно. Никто меня не преследовал. Наконец, я добрался и до захода солнца. Когда оно только появилось в главное аллее, сама аллея была пуста. Затем, я разворачиваюсь, чтобы полюбоваться закатом, и камера, скользнув по деревьям, упирается в здание. Опять ничего интересного. Я снова разворачиваюсь. Появляются бегуны. Точно, так и есть: мужчина и девушка работают в Отделе Стратегического Планирования — предсказаниями занимаются, в общем. Их имен я либо не знаю, либо не помню. Неподвижного незнакомца из-за них не видно. Вот коллеги меня обгоняют, и стала видна маленькая фигурка в противоположном конце аллеи. Фигурка двигалась к озеру и поэтому видна была со спины. Я остановил кадр и начал увеличивать изображение. Оно вышло довольно смазанным. Несомненно, это мужчина — средний рост, темно-русые волосы, черная куртка с откинутым капюшоном, похожая на мою, — это все, что я разглядел.

Позвонил Яне.

— Все работаешь? — удивился я.

— Угу, а ты, все болеешь? — точно также спросила она меня.

— Нет — уже нет, сегодня вот с Шефом довелось пообщаться…

— А почему ко мне не заглянул? — обиженно поинтересовалась Яна.