– Стоп! – наконец не выдержал я беспрестанного мелькания ложки. – А по второй?
– Нет возражений, – охотно откликнулся Кондратка.
Теперь уже мы выпили все вместе; правда, Зосима с некоторым отставанием. Это он предложил свою рюмку Кондратке. Наверное, мой друг решил на всякий случай подстраховать меня – чтобы я не подхватил какой-нибудь неведомой заразы.
Хотя я знал, что в этом вопросе он больше заботится не обо мне, а о Каролине… старый хитрец! Они как-то уж очень быстро спелись, и Зосима просто боготворил мою непутевую женушку.
Пардон, мою бывшую женушку. Которая вышвырнула меня из своей жизни, как некий использованный предмет интимного обихода. Обидно, понимаешь, да?
Еще как обидно. Особенно когда примешь на грудь, как мы сейчас, по три сотки. Сразу в голову начинает лезть всякая чепуха, разные ути-пути их прошлой жизни, а также настоящие и мнимые обиды.
Мне пришлось сгонять домой еще за одной бутылкой. Этот сукин сын Кондратка, Паганель очкастый, хлебал беленькую как ломовая лошадь воду.
Понятное дело – на халяву можно и море выпить, было бы чем закусывать…
Разговор у нас шел ни о чем. Это был обычный «звуковой фон» застолий, когда собираются только мужики. Правда, за одним исключением – в нашем трепе не присутствовала женская тема, которая в пьяной мужской компании превалирует.
В принципе, и этот факт поддавался объяснению: Зосима давно забыл, что это за зверь по имени Женщина; я – не хотел о женщинах даже думать, особенно об одной, выбрасывал ее из головы, как вышибала выкидывает из кабака забулдыгу без копейки в кармане, который снова и снова с пьяной настойчивостью возвращается к стойке бара, чтобы выклянчить у кого-нибудь из посетителей еще одну рюмку спиртного; а что касается нашего «профессора» Кондратки, то мне кажется он принадлежал к типу маменьких сынков, вечных женихов, которым разбитные свахи безуспешно подыскивают невест до самой гробовой доски.
– Как отдыхается? – наконец задал я «Паганелю» невинный с виду вопрос; естественно, не без задней мысли.
– Что вам сказать… – Кондратка с видимым сожалением бросил взгляд на последнего карасика, который лежал перед ним на одноразовой тарелочке из алюминиевой фольги.
Это были остатки от его порции запеченной на костре рыбы, которую он стрескал с кошачьим урчаньем.
– Красиво здесь, – продолжил он осторожно.
– Но скучно. Не так ли?
– Нет, нет, что вы! – горячо возразил Кондратка, постепенно заводясь. – Когда у человека есть дело, ни о какой скуке не может быть и речи…
Опа! Дело, значит, у него есть… Вот вы и попались, Штирлиц.
Какие такие дела могут быть в нашей деревенской глухомани у рафинированного интеллигента? Ну разве что молочка парного попить, да белых грибов насушить – в этом году, как уже доложил мне Зосима, их можно косой косить, так много уродило.
Наверное, Кондратка и сам понял, что прокололся. Он вдруг умолк и начал смотреть на нас с Зосимой как бука – исподлобья.
Но я сделал вид, будто мне совсем не интересно то, о чем начал говорить «профессор». А что касается Зосимы, то он как раз в этот момент набивал трубку ядреным самосадом.