Немного протрезвев, Вилюйский лез в драку с завсегдатаями ресторана, которые из-за его кулачищ стали обходить это увеселительное заведение стороной, чем наносили существенный материальный ущерб хозяину, польскому еврею Канторовичу.
Тот жаловался полицмейстеру, его превосходительство пытался лично увещевать Вилюйского, принимавшего полицмейстера в отдельном кабинете все того же ресторана.
Главного блюстителя порядка уездного городка после таких приемов подчиненные уводили под руки. Видимо, переговоры с буйствующим купчиной отнимали у него чересчур много сил…
А Вилюйский продолжал кутить по-прежнему.
Его выходки и борьба со снежными заносами являлись основной темой разговоров среди почтенных мещан и захудалых дворянчиков, словно Гловск находился на необитаемом острове, напрочь отрезанный от остального мира, который захлебывался кровью братоубийственной войны, полнился злобой, пучился, как вызревающий гнойный нарыв.
Изредка на вокзал прибывали санитарные поезда, но больше поздним вечером, и пробиться к ним через двойное оцепление городовых и жандармов не было никакой возможности.
Наполнив котлы водой и запасясь углем, поезда медленно уползали в метельную темень.
В вагонах стенали раненые и увечные, тяжелый дух крепкого солдатского пота, гниющей плоти и лекарств у непривычного человека вышибал слезу, а за окнами безмятежно спал Гловск, и от домов пахло дымом, живицей, ржаным хлебом и парным молоком…
В конце января, когда снег пошел на убыль и вместе с ядреным морозом в Гловск прикатило и неяркое зимнее солнце, спокойствие горожан было нарушено происшествием, надолго взбудоражившим тихое болото уездного городка и породившим слухи и домыслы один нелепее другого.
Случилось оно в ночь на двадцать девятое, после бала в доме Дворянского собрания, где чествовали новоиспеченного георгиевского кавалера, поручика Сасс-Тисовского, сына престарелой княгини, – её двухэтажный дом с колоннами был одной из главных достопримечательностей Гловска.
Когда закончился бал, молодежь во главе с поручиком, получившим отпуск по ранению, отправилась на Выселки в ресторан Канторовича, чтобы покутить всласть подальше от глаз родителей.
Как рассказывали очевидцы, Сасс-Тисовский из-за чего-то повздорил с Вилюйским и вызвал купца на дуэль.
Но, рассудив, что князю и георгиевскому кавалеру негоже вступать в рыцарский поединок с плебеем, просто съездил купцу по физиономии.
Разъяренный Вилюйский разломал о голову поручика стул, а бросившихся на подмогу собутыльников молодого князя гонял по ресторану до тех пор, пока они не разбежались кто куда.
Конечно же, после позорного фиаско протрезвевший поручик не пожелал оставаться в ресторане, напоминавшем поле боя, и отправился домой, по дороге прикладывая к заплывшему левому глазу хрустящий снег.
Несмотря на то, что и правый глаз являл собой печальное подобие левого, Сасс-Тисовский, когда подъезжали к дому, все же смог рассмотреть человека, забравшегося по приставной лестнице на второй этаж и уже открывшего окно одной из комнат с намерением залезть внутрь.
Бравый офицер принял решение незамедлительно.
С криком “Стой, стервец!” он бросился к вору, тот с испугу свалился с лестницы в сугроб, где на него Сасс-Тисовский и навалился, пытаясь скрутить ему руки.
Ошалевший извозчик в санях только крестился, наблюдая за схваткой, – храбростью он не отличался.
Извозчик-то и видел, как из подворотни напротив выскочил другой человек, видимо, напарник вора, подбежал к Сасс-Тисовскому, и с двух-трех шагов выпалил в него из револьвера.
ebooksa