– Дома? Была у пса конура…
Ольховский захрустел необычно длинными и гибкими пальцами.
– Наш разговор я бы хотел записать, – сказал Дубравин.
И включил диктофон.
– Пожалуйста, – ответил Ольховский.
– В начале нашего разговора я спросил: не были ли вы на дне рождения у вашей бывшей жены. Вопрос я задал не зря, хотя мне было известно, что вас туда не приглашали.
– Тогда зачем…
– А затем, что вам нужно ответить на следующий вопрос: где вы были в тот вечер примерно с восемнадцати до двадцати трех часов?
– Вот уж чего не помню…
– Это очень важно, Владислав Генрихович, очень. Для вас. И для меня тоже. Подумайте.
– Почему важно?
– Чтобы окончательно и бесповоротно отмести все подозрения в ваш адрес.
– Значит, все-таки они имеются?
– Несомненно. Пока вы не докажете свое алиби, – жестко сказал Дубравин, глядя в упор на Ольховского.
– Попытаюсь…
Он достал из записной книжки календарик.
– Это какой день был? Суббота… Так… Где мой график? Есть… Что ж, мне повезло. В тот вечер, с восемнадцати до полуночи я играл в ресторане. Засвидетельствовать, что я говорю правду, могут многие. Проверьте.
“Обязательно, Владислав Генрихович, – подумал Дубравин. – На том стоим…”
А вслух спросил:
– У вас имеется ключ от прежней квартиры?