– Знаете, мне кажется, что… Или я ошибаюсь…
Дубравин заволновался: неужели?! Если бы…
– Не могу вспомнить…
Ольховский наморщил высокий лоб с небольшим шрамом над левой бровью.
– Нет, не могу. Где-то, когда-то… Нет.
– Может, у бабушки вашей бывшей жены?
– Бывшей… – поморщился Ольховский.
Похоже, это слово его раздражало.
– Нет, только не у Софьи Леопольдовны. Мы с нею были не в ладах, и я никогда не входил в ее комнату.
– Как это важно, если бы вы только знали…
Надежда все еще не покидала майора.
– Вспомните… – едва не взмолился он.
– Простите, но…
Ольховский развел руками.
– Увы… – сказал он с огорчением.
Дубравин разговаривал с Ольховским еще минут десять.
А затем, простившись и оставив ему номера своих телефонов, служебного и домашнего, на случай, если тот все же вспомнит, кому мог принадлежать фонарик, возвратился в управление.
Буфет уже был закрыт, и майор, с трудом вымолив у буфетчицы несколько бутербродов с колбасой и бутылку минеральной воды, отправился в свой кабинет, где и просидел над бумагами до половины восьмого.
Белейко сегодня отсутствовал – он был в дежурной следственно-оперативной группе.
Оторвал Дубравина от канцелярской работы телефонный звонок.