– Простите…
Майор дотронулся до рукава пальто Ольховской.
– Это Артур Тихов? – спросил он актрису.
И кивком головы указал на плачущего молодого человека.
– Он…
К Тихову майор так и не подошел, хотя сначала намеревался.
Дубравин лишь посетовал на себя – он вызвал его сегодня повесткой к концу дня в управление. Но что можно было спрашивать у него в таком состоянии?
Впрочем, менять что-либо было уже поздно, да и не хотелось – неумолимо подстегивали сроки.
Положив на могильный холмик букет живых цветов, Дубравин направился к автобусной остановке…
Тихов все же явился в управление, правда, с получасовым опозданием.
– Извините… Я вот…
Он нервно хрустел пальцами.
– Ничего… – сказал Дубравин.
И с пониманием ободряюще кивнул.
– Раздевайтесь, – сказал майор. – Садитесь…
Тихов, сумрачно посмотрев на Белейко, – тот начал копаться в бумагах, – снял черный кожаный плащ с меховой подстежкой, повесил его на спинку стула и сел, безвольно опустив руки на колени.
Даже сейчас, с осунувшимся и каким-то потускневшим лицом, он был очень красив. До неприличия красив, с неожиданным неприятием подумал Дубравин.
Казалось, что молочно-белой бархатной кожи на щеках Тихова никогда не касалась бритва.
Резко очерченные губы, немного тонковатые для удлиненного овала лица, были свежи и будто накрашены блестящей помадой.
Прямой, правильной формы нос был ни велик, ни мал – в самый раз.