Из Америки — с любовью,

22
18
20
22
24
26
28
30

Кейтлин Тернер

Сирена выбросила меня из постели, швырнула сначала на выключатель – загорелся свет, неприятно резанул слипшиеся со сна глаза, – потом почему-то в ванную, где я и застыла, прислушиваясь к далеким, но неумолимо надвигающимся отзвукам, церковному канону гудков, клаксонов, ревунов…

Вбитый годами гробучений рефлекс работал за меня. Пока голова судорожно пыталась сообразить, что случилось, руки сами по себе напяливали на мерзнущее по ночному холодку тело плащ, кидали в сумку какие-то вещи, ноги несли к лестнице. Из соседних комнат общежития уже валом валил народ. Кто-то истошно визжал.

«Дурная баба, – отрешенно подумала я. – Что визжать? Сигнал «все в укрытие» дублируешь?» Завыла полицейская сирена, сквозь окна на лестницу плеснуло неровным синим светом мигалок.

В чем же дело? Неужто… война? А что, вполне может быть. Вот только войны не хватает мне для полного счастья. Скоро выпускной. Последний год тихих измывательств, а потом я получу наконец степень магистра юриспруденции. И только война сможет мне помешать. Ничто другое. Вот там, сверху, и решили специально ради меня устроить маленький такой вооруженный конфликтик, мегатонн на триста.

Убежище располагалось в подвале. Могучие перекрытия строились с таким расчетом, чтобы противостоять и землетрясениям – Фриско часто потряхивает, и память о девятьсот шестом годе еще не выветрилась, – и бомбардировкам. Скамьи стремительно заполнялись народом. А пространство – шумом.

– Я требую, чтобы мне объяснили… – надрывался кто-то. Я от души пожелала ему того же, иначе болван просто не уймется.

– Джей! Джей! Помоги! Ты не видишь, я застря-яала!

Чтоб ты и не вылезла.

Какофония стояла неописуемая. Мало того, что все набившиеся в бомбоубежище галдели не переставая, так еще и через перекрытия доносился тихий, но отчетливый гул. И сквозь эту звуковую кашу прорезался шуршащий треск.

Все разом смолкли. Трещал динамик. Это в нас вбито крепко. Если говорит радио – надо слушать. Когда сверху вещают – каждого касается.

Динамик прокашлялся.

– Внимание! Передаем выступление президента Соединенных Штатов Америки!

Там, где только что стоял немыслимый гам, повисла тишина. Мертвая, как сбитая паровым катком собака. Я нервно переступила с ноги на ногу – ну точь-в-точь корова.

– Граждане! Соотечественники! – пронесся над мозаикой бледных лиц голос Хитрюги Дика. – В этот неурочный час я должен сообщить вам весть столь же скорбную, сколь и неожиданную. Четыре часа назад войска Российской Империи вторглись на американскую землю. Нападению подверглась федеральная территория Аляска.

Над толпой пронесся даже не вскрик – пискливый шорох, как только что из динамика.

Дожили. Дождались. Вот и свершилось то, чего мы все так истово боялись. Война. И не с кем-нибудь – с Россией.

Мне представилась апокалиптическая картина – из северных ледяных пустошей ползут белые медведи, огромные, страшные, с глазками-бусинами и почему-то – русскими автоматами «сударев» в лапах. Что ж, этих медведей я и ждала. Если только в ближайшие часы на нас не скинут Большую Бомбу, меня быстро закатают в переводчики. Недаром я ломала глаза и мозги, по учебникам тридцатилетней давности осваивая чудовищно сложный, нелепый, монументальный, как немецкая архитектура, и столь же уродливый русский язык. А на передовой намного безопаснее, чем в тылу, куда придется основной ядерный удар. По крайней мере, если меня не станут посылать в прорыв по светящемуся шлаку.

Задумавшись, я пропустила следующую фразу президента.

– Я надеюсь, что все вы, дорогие мои американцы, как один, встанете на защиту Отечества. Уже сейчас наши доблестные войска грудью стоят на дороге жестокого захватчика, не щадящего ничего и никого на своем пути.