— Я спрашиваю, кто финансирует? Не знаете?
— Нас, господин комиссар? Говорят, мы пользуемся покровительством какого-то… Христофора… э-э-э… извините, не помню фамилию… то ли Гуснер, то ли Гаснер…
— Гауснер?! Христофор Гауснер?!
— Вот-вот, господин комиссар, так точно!
«Этого еще не хватало!» — подумал Гард.
— А кто режиссер передачи?
— Этой? Мистер Пикколи, Андре Пикколи…
— Сын антиквара Мишеля Пикколи?!
— Не могу знать, господин комиссар. Извините…
— Он здесь? В зале? Ваш режиссер?
— Никак нет, господин комиссар, на студии…
— Вы что, военный?
— Я, господин комиссар? Так точно! До работы на фирме… в войсках ПВО…
— Режиссер был с вами на связи? — Гард показал на наушники.
— Так точно, на связи! — подтвердил оператор, все еще трясясь всем телом.
Дальнейший разговор с ним терял смысл. Убийцы Аль Почино в зале не было. Гард это отчетливо понял. Убийца сделал свое дело раньше, а теперь сидел дома перед экраном телевизора и пил кофе маленькими глотками, неслышно посмеиваясь. У Гарда не было ни малейших сомнений в том, что этим человеком является генерал Дорон, во всяком случае, идея и организация покушения на Аль Почино наверняка принадлежат ему.
Гадкое, омерзительное чувство охватило комиссара Гарда: чувство, родственное старческому бессилию, духовной и телесной немощи. Дэвид Гард заранее знал, что не избежит неприятностей. Знал, что нельзя до конца доверять ни Фрезу, ни Гауснеру, как бы они ни демонстрировали своих союзнических чувств; коварства в каждом из них было больше, чем преданности, корысти и страха, больше, чем долга и смелости, а потому на любом этапе отношений эти типы могли и продать, и предать. Зло ищет в союзники только зло, а с добром расстается, как с лишней обузой. Еще задолго до пресс-конференции Гард понимал, что Дорон попытается каким-то способом помешать его общению с журналистами, — но чтобы с такой демонстрацией своих сил и возможностей?! Гарду было ясно, что генерал попытается убрать всех свидетелей обвинения — посягнет и на Рольфа Бейли, если тот вздумает открыть рот, и на Дину Ланн с ее женихом-президентом, если они ринутся в бой, и на Честера с Таратурой, если те окажут решительное сопротивление, не поддавшись на подкуп или шантаж, и даже на него самого, на комиссара Гарда, как уже посягнул однажды с помощью негодяя Хартона. Понимая все это, предвидя, комиссар полиции принял, кажется, все возможные меры предосторожности, но ничего не смог противопоставить своему всесильному врагу, хотя сам обладал, как он думал, немалым могуществом: властью, данной ему народом, правительством и государством. Увы, перед лицом мафии, получившей благословение того же правительства и того же государства, а потому действующей как хорошо смазанная машина, комиссар Гард оказался беспомощным и слабым, как мальчик перед зрелым мужчиной, как любитель-боксер перед профессионалом, как новичок перед мастером, как солдат-пехотинец перед танком. Эта машина способна перемалывать все живое и сопротивляющееся, выплевывая в конечном итоге то, что остается и что называют в миру честью и совестью, как пуговицы, потому что машина всегда существовала и будет существовать без этих качеств, что, собственно, и делает ее машиной — в отличие от человека.
— Аминь! — вслух произнес Гард, вставая. — Все! Достаточно! Все остаются здесь, в комнате. Я выйду в зал один, чтобы довести начатое до конца…
— Дэвид! — сказал, тоже вставая, Честер. — Это безумие!
Гард перебил его:
ebooksa