— Но я все-таки не понимаю, — сказал Шмерль, — как можно убить в запертой комнате, а потом выйти оттуда, ее не открывая. Для меня это необъяснимо.
— Пустяки! — Кахиня небрежно махнул рукой. — Куда угодно можно войти и откуда угодно выйти, были бы кларки!
— Но позволь, — удивился Шмерль. — Кларки, конечно, сила, но даже стокларковой бумажкой нельзя снаружи отпереть внутренний засов!
— Кларки все могут, — чеканя каждое слово, невозмутимо повторил Кахиня при всеобщем смехе.
— Нет, я имею в виду физически…
— А я — нравственно. Клод, подтверди!
Серпино, смеясь, неопределенно качнул головой.
— Боюсь, что Шмерль все же прав, — сказал он затем. — Никакие кларки не помогут нашему другу Гарду решить эту маленькую проблему, представленную нашему вниманию.
— Чепуха, — сказал Карел Кахиня. — Будь у Гарда миллион, он тиснул бы объявление в «Вечернем звоне», и таинственный преступник сам прибежал бы к нему с протянутой лапой.
Серпино сдержанно улыбался.
— Я поступлю проще. Сто кларков тому, кто сейчас разгадает загадку нашего друга, пока мы приканчиваем эту бутылку!
Бейли молча протянул руку.
— Вот видите, — сказал Серпино, — и миллиона не нужно.
— А я что говорил? — торжествующе воскликнул Кахиня. — Кларки все могут!
— Боже мой, — терзаясь догадкой, простонал Шмерль. — Если Рольф знает, как было дело, то он…
— Он и есть преступник! — весело закончил Карел. — Гард, где твои наручники? Честер, где твое стило?
Бейли красноречиво пошевелил пальцами:
— Долго я буду ждать?
— Вначале было слово, — напомнил Клод Серпино. — Так сказано в Библии.
— И посему, — воскликнул Кахиня, — колись!