Воннел пошел к ранчо, на ходу подняв руку и щелкнув пальцами. Сигареты в автомобиле разом потухли. Дверцы бесшумно распахнулись, и четыре фигуры безмолвно двинулись вслед за министром.
Опустившись в кресло-качалку, Воннел поставил рядом с собой портфель, снял очки и слегка помассировал веки кончиками пальцев. В мятых брюках, сандалиях, рубашке с короткими рукавами, он походил теперь на заурядного дачника, невесть как попавшего в эту комнату с высоким лепным потолком, гладкими стенами «под мрамор» и бронзовыми подсвечниками на каменной полке, двоящимися в старинном тусклом зеркале.
— У вас, генерал, — тихо сказал Воннел, — еще осталось несколько секунд, чтобы подумать, не померещилась ли вам эта сказка с дублированием.
— Это не сказка, Воннел. Это наука.
— Тем хуже. Входите, входите, Джекобс! Как ваше здоровье, старина?
— А ваше, господин Воннел? И господин генерал тут? Вы один?
Министр посмотрел на Дорона, Дорон — на министра. Джекобс с безоблачной улыбкой смотрел на обоих. Из кармашка его жилета торчал окурок сигары.
— Один ли я? — переспросил Дорон. — Разве я могу быть сам-два?
— Почему бы и нет? (Дорон вздрогнул.) «Я», как известно, есть «я» материальное и духовное, а потому…
— Да вы присядьте, сядьте, Джекобс! — Министр вскочил с кресла-качалки. — Вот сюда, отличное кресло. Ах, как жарко на улице! Президент, надеюсь, чувствует себя хорошо?
— Прекрасно, Воннел, даже слишком! — Джекобс кивнул. — Они будут рады вас видеть.
— Они… что?
— Разве я сказал «они»?
— Да, сказали.
— Ах, это все лекарства Креера. «Мы, Божьей милостью»… Туманят голову.
— Какие лекарства?
— Президентские, я тоже их выпил.
— А почему их пил президент? — спросил Воннел. — Ведь вы сказали, что он прекрасно себя чувствует?
— Смотря кто, — загадочно произнес Джекобс.
Разговор явно зашел в тупик.