— Да и вообще Аргентина не обязательна. Вы можете остаться здесь, вы станете моим братом, документы мы купим. Затем вилла на Коралловых островах, а? Плохо разве?
— Неплохо, — согласился Миллер.
— Но без Ирен, профессор, — сказал Двойник. — Ирен — моя.
Миллер не умел притворяться. Он знал за собой эту слабость. К тому же у него по-настоящему заболела голова.
— Так что же, — сказал Двойник, — обсудим этот вариант?
— Не сейчас. — Миллер закрыл глаза. — Завтра… У меня голова идет кругом.
— Вижу, вижу, вы побледнели. У вас действительно сотрясение мозга? Бедный мой братик… — Двойник нежно погладил Миллера по плечу.
«А ведь он, пожалуй, не врет, — подумал Миллер. — Он действительно жалеет меня, ибо считает поверженным. Он просто опьянен сознанием своего превосходства! Это хорошо».
И вдруг Миллера как острым ножом резанула мысль: «Двойника не было раньше, и его не должно быть в будущем! Боже, как это просто! Как это бесчеловечно просто!»
— Завтра, — сказал Миллер, не открывая глаз. — Решим все завтра. Вы подумайте… о вариантах. Я тоже подумаю… братик.
Последнее слово далось ему с трудом, но почему-то очень захотелось его произнести.
— Что ж, неплохо! Дела наши, кажется, идут на лад. А говорят, что от автомобильных катастроф один только вред. — Двойник подмигнул Миллеру. — Итак, завтра. Вы больной, а потому выбирайте время.
— Я выйду отсюда в девять вечера. Заеду домой переодеться — у меня порван пиджак. Встретимся в одиннадцать… На углу Кригс-стрит и Лобн-авеню.
— Почему на улице? Уж лучше в кафе…
— Хорошо, давайте тогда в институте. Там никого уже не будет, и нам не помешают.
— Дома еще спокойней.
— Нет, нет, только не дома!
— Понимаю. Может прийти Ирен? Пожалуй, вы правы, профессор…
Двойник поправил шеей воротник рубашки и вышел.
Когда за ним закрылась дверь, Миллер понял, что еще минута-другая — и он сорвался бы. Накричал бы, нагрубил и все испортил… Итак, Миллер против Миллера. Как странно. Впрочем, странно ли? Разве все эти последние месяцы он не был занят борьбой с самим собой? Здесь ничего не изменилось, если не считать того, что его второе, темное «я» отделилось и зажило самостоятельной жизнью. Завтра этой борьбе придет конец, только и всего. Но хватит ли у него сил сломать это «я» в другом человеке?