Вторжение

— То ли без номера, то ли грязью забрызган, — устало проговорил Станислав Семенович, на мгновенье забыв, что труп — конечно же, труп, такой ударище! — валяется на обочине.

Почти в тоже мгновение пришло к нему и это осознание. Станислав Гагарин бросился к Вадиму, опередив вовсе не торопившегося Сталина, и увидел что водитель лежит навзничь, глядя в грязно-серые облака неподвижными мертвыми глазами.

— Звонить надо! — крикнул писатель, присев возле Вадима и пытаясь угадать пульс на безвольной руке. — «Скорую» сюда, милицию!

Пульс не прощупывался.

— Уже едут, — спокойно проговорил позади Сталин.

Писатель выпрямился и повернулся к вождю.

— Это случайность? — спросил он.

— В мире не бывает случайного, — ответил вождь. — Особенно сейчас, когда мы втянуты с вами в борьбу двух взаимоисключающих сил. Только помните всегда, что Добро непобедимо. Да, на определенном временном или пространственном отрезке Зло может взять верх. Но это его победа только доказывает, понимаешь, диалектичность Добра. Именно поэтому оно побеждает.

— Но этим отрезком может стать вся человеческая жизнь! — воскликнул Станислав Гагарин. — И мне, допустим, до фени постулат о непобедимости добрых сил, если с рождения и до смерти буду окружен силами злыми.

Сталин кивнул. Он достал трубку и принялся уминать в ней табак, доставая его прямо из кармана.

— Зло догматично по самой природе своей, — сказал он. — Оно само не знает для чего существует. В этом и вся закавыка.

Вождь так смешно произнес слово закавыка, что Станислав Семенович непроизвольно улыбнулся.

Но тут вспомнил о трупе и усилием воли строжил себя.

Донеслись звуки милицейской сирены. Автомобиль гаишников несся со стороны Москвы. Машина «скорой помощи» почти одновременно подскочила от Одинцова.

— Капитан Ряховский, — представился молодой широколицый офицер, обращаясь к Сталину, тот показался ему посолиднее. — Что тут стряслось? И позвольте вашу фамилию для протокола…

«А если он спросит у него документы?» — подумал вдруг писатель.

— Нашего водителя сбила неизвестная машина, — обстоятельно и невозмутимо принялся рассказывать Сталин. — Номера мы не заметили, понимаешь. Документы у погибшего… А моя фамилия — Джугашвили.

— Очень хорошо, — раскрыв планшетку, Ряховский стал черкать в блокноте.

Писатель назвал себя. В это время он увидел, что тело Казакова сфотографировали на асфальте, затем уложили на носилки и затолкали их в нутро медицинского Рафика. Парень в белом халате подошел к Ряховскому и протянул несколько книжечек и бумажник.

— Его документы, — сказал он.