На одной далёкой планете

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вы подумайте как следует и поймете.

Они стояли друг против друга на каком-то мосту, под которым, сверкая огнями, текла шумная автомобильная река. Мимо с глухим рокотом промчался тяжелый автобус, приглушив последние слова Андрея, и профессор, чтобы не возражать, сделал вид, что не расслышал их.

— Тут есть над чем подумать, — сказал Андрей, облокачиваясь о бетонные перила моста. — И о чем поговорить тоже.

Он повернул к профессору лицо, тускло подсвеченное красным огоньком сигареты.

— Вы не обидитесь, если я буду говорить с вами откровенно?

— Я буду рад этому, — сказал профессор искренне.

— Благодарю.

Он сдвинул локти и опустил голову, останавливая взгляд на мелькании огней внизу.

— Вот смотрю я иногда по телевизору популярные передачи о новейших достижениях физических наук — обо всех этих черных дырах, кварках, чудесах кибернетики. Вижу людей, страстно увлеченных своим делом, убежденных в том, что оно насущно необходимо, и, знаете, приходят мне в голову мысли, на которые вряд ли рассчитывали авторы передач. Что всеми этими умными людьми движет, в конечном счете, инстинкт, неосознанная потребность. Да, да, такая же сильная и вряд ли подвластная сознанию, как, скажем, потребность в пище или продолжении рода. Ведь смотрите, что получилось. В течение тысячелетий человек нагружал свой мозг, чтобы выжить в борьбе с природой, удовлетворить самые насущные потребности тела, и, вероятно, для наших предков это был мучительно-трудный процесс — думать. Но постепенно думание стало привычкой, а потом и самостоятельной потребностью. Уровень потребления, созданный современной цивилизацией, давно превзошел все мыслимые и немыслимые пределы, пора бы, кажется, остановиться, подсказывает здравый смысл, — ведь не так уже и много надо человеку для счастливой жизни. Но привыкшая думать голова уже не может остановиться. Она жадно ищет интеллектуальной пищи, опережая потребности своего времени. Все равно над чем, лишь бы думать! Кто-то из ученых шутил: наука — это способ удовлетворять личное любопытство за государственный счет. В каждой шутке есть доля правды. В этой, боюсь, большая. Не отсюда ли эти протуберанцы знания, отрывающиеся на миллионы километров от материнского тела? Не отсюда ли опасный разрыв между уровнем добываемых энергий и моральным уровнем человека? Поразительно и печально, но есть ученые, и их много, которые этого не замечают. Их философия проста на удивление. Им кажется, что человеку не хватает источников энергии, высоких скоростей, сложных автоматов. Это стойкое убеждение порождено безудержным процессом нарастания потребностей, в который мы все вовлечены и управлять которым пока, увы, не можем. А между тем все, чего ищет душа, к чему жадно стремится, — это внутренняя гармония, примирение противоречивых сторон бытия. Во все времена человек искал ее и, найдя, цепко за нее держался, отвергая самые подчас очевидные факты, ради иллюзий. Вечная проблема для личности! И я что-то не уверен в том, что современному человеку решать ее легче, чем. скажем, человеку средневековому. У каждой эпохи свои крайности, свои протуберанцы…

— Все это, может быть, и так, — неожиданно вклинился профессор в паузу, сделанную Андреем, — но что прикажете делать в реальной ситуации? Научное познание мира — объективный процесс, остановить который невозможно.

— А сориентировать? Сосредоточить усилия всех ученых в каком-то одном стратегическом направлении?

— Мысль интересная, но только где оно, это направление? А то ведь так, сориентировавшись всем миром, можно заехать бог знает куда. Поэтому уж лучше пробовать во всех направлениях.

Андрей выпрямился, положив на перила кулаки.

— И вы говорите это теперь, после того, что с нами произошло! Вы по-прежнему склонны считать, что нынешнее все убыстряющееся движение человечества совершается им вполне сознательно?.. О да, скорость опьяняет, особенно тех, кто вырвался вперед и не хочет знать, что творится позади него. А если усилием воли заставить себя отрезветь и оглянуться? Оглянуться, чтобы увидеть, что вся наша сознательность, может быть, только в том и заключается, чтобы оправдывать перед самими собой наше беспрекословное подчинение загадочной силе, заставляющей нас бежать. И мы послушно бежим, кто как может, все увеличивая разрыв между бегущими. Ученому видятся впереди новые блистательные открытия, человеку рядовому комфорт и наслаждения. Какая разница? А ведь необычайно важно понять главное: откуда эта беспокойная сила? Почему человек все время чего-то хочет? Одного, другого, третьего, сотого. Куда приведет его это безудержное, подогреваемое все новыми открытиями хотение? Биологи утверждают, что идет эволюция, прогресс вида Гомо сапиенс, что действует некий объективный закон, согласно которому из нынешнего несовершенного, грешного человека когда-нибудь выйдет сверхсовершенное существо. Но разрешите спросить почему? Почему мы должны верить в мудрость ЗАКОНА? Ведь закон слеп. Он равнодушен к моральным ценностям, а без них нет человека. И вот вам первый, вполне безнравственный результат этой наивной веры: мы бежим, а тех, кто падает на пути, стараемся не замечать. Не повезло! Или еще лучше: сами виноваты! Популярная житейская философия… А между тем без каких-то серьезных мер весь наш головокружительный научно-технический прогресс грозит стать тупиковой ветвью социальной эволюции. Человек — моральное существо, но страх оказаться бессмысленной жертвой убивает моральное чувство, делал человека эгоистичным, А общество эгоистичных людей и есть тупиковое общество. Какая-нибудь внешняя или внутренняя сила рано или поздно разрушит его. Это уж мое личное убеждение…

Андрей затянулся последний раз и, не гася окурка, сильным щелчком послал его вверх, в темное небо. Красная точка, описав дугу, полетела в огненную реку.

…Они снова двигались по шумной вечерней улице, кишевшей людьми, машинами, залитой огнями. Андрей как с тормозов сорвался. Он говорил, не давая Анатолию Николаевичу раскрыть рта, но профессор и не возражал, лишь изредка вставлял замечания. Ему только этого было и надо — понять точку зрения партнера, назначенного ему космическим пришельцем.

— Ну конечно! Если смыслом человеческой истории считать этот безудержный неконтролируемый бег, то «протуберанцева» философия есть квинтэссенция человеческой мысли, и правы те, кто ищет истину вне человека, в отрыве от его человеческой сущности. Но где тогда гарантия, что мы не распадемся рано или поздно на глубоко чуждые друг другу частицы когда-то живого тела? Есть реки, бегущие к океану, и есть реки, бесследно исчезающие в песках. Впрочем, я верю, с нами этого не произойдет, потому что в человеке есть одна необычайно важная, доселе дремавшая потребность. Не беспорядочное и хаотичное познание ради познания, в конечном счете разобщающее людей, а познание, объединяющее единством цели. И мы с вами узнали сегодня об этом из очень авторитетного источника. Что может объединять миллионы разных людей и даже разные цивилизации Вселенной? Очевидно, общность происхождения, сокровенная тайна природы разума, уходящая своими корнями в невероятные глубины пространства и времени. Что может быть глобальной на веки вечные целью, как не постижение этой тайны? Вы спросите зачем? О, теперь я знаю зачем! ОН сказал об этом вполне определенно. Затем, что именно там, в непостижимом пока будущем, разрешение всех исторических противоречий, ответы на жгучие вопросы души, которые кажутся сейчас бессмысленными. Овладев тайной своей природы, человек обретет поистине фантастическое могущество — сможет творить самого себя, победить смерть, воскрешать минувшие поколения, обрести принципиально новые формы чувствований — все, что угодно… все! Разве не стоит объединить ради великого будущего усилия всех людей и всех цивилизаций!

Занятный у них вышел разговор. Они прогуливались по улицам, сворачивая в переулки, говорили и спорили, иногда шли молча, думая каждый о своем.

— Ну, хорошо, — сказал Анатолий Николаевич, подводя итог рассуждениям, — допустим, что мы с вами правильно поняли нашего могущественного визитера: он явился для того, чтобы, так сказать, подтянуть тылы, указав заблудшим братьям по разуму путь к истине, но, простите, вся эта таинственность лично мне по-прежнему кажется странной…

Андрей откликнулся немедленно и с азартом: