Сестра Анхела не без основания считала, что амаргор проявляется в особых обстоятельствах. На грани экзистенции, так сказать. Есть обстоятельства – есть проявления, а если таковых обстоятельств на его жизненном пути не встретилось, так и живет. И хорошо еще, если творит, а то ведь просто страдает и терзается, раздираемый рефлексией, которая обычному человеку решительно непонятна.
Изыскания конечно же довели монахиню до цугундера, поскольку в своей логике она, в конце концов, неизбежно пришла к закономерному для себя выводу, что Иисус был амаргором невероятной силы и в полной мере отдавал себе в том отчет. Но сестра Анхела ни в коей мере не усомнилась, что он был Сыном Божьим, как и каждое рожденное человеческое существо есть дитя Божье, которое исключительно высшей милостью появляется на свет.
Суд святой инквизиции обвинил ее в ереси, судил, отлучил от церкви и не подверг релаксации только потому, что в последний момент с доном Диего Десой, главой испанской инквизиции, патронировавшей Перу, вступили в переговоры люди тогда еще единой Вертикали. И фактически выкупили сестру Анхелу и все ее работы. А в обмен вынуждены были дать дону Диего слово, что исследования по амаргорам никогда не будут опубликованы.
Вот, собственно, и все, что по этому поводу мог сказать Зоран. А в заключение добавил:
– Трактат сестры Анхелы «Амаргоры – логика и метафизика проявления сущности человека» находится в архиве Эккерта. И знаменитая школа его, похоже, была для тех, в ком он, следуя детальному описанию признаков и проявлений, сделанному полтысячелетия назад монахиней, хотя бы гипотетически предполагал такой потенциал. Вообще, насколько я знаю, проектировщики были во время оно очень увлечены данной темой, которая раздражала их нервные окончания, проблематизировала их рациональные установки. Они видели в ней вызов. Были, конечно, и те, кто считал все это бредом, выдумкой полусумасшедшей монахини. Человек слаб, утверждали они, и только любовно сконфигурированные, пригнанные друг другу конструкции из отдельно взятых интеллектов, этакие мегамашины интеллектуальные, способны решать большие цивилизационные задачи. И они категорически не верили в то, что проявление сущности человека, его эмоциональной и творческой энергии может иметь столь невероятный характер и последствия подобного масштаба. Но в конечном итоге так и произошло: два амаргора встретились, личностно совпали и к чертям собачьим сломали безупречную рациональную конструкцию – очень дорогостоящий и перспективный геополитический сценарий. А кстати… – Зоран внимательно посмотрел на меня, потом на Санду. – Кстати, ведь могли бы и не совпасть. Не очароваться друг другом. Не договориться. И тогда ничего не было бы, мои дорогие.
– Где они теперь? – спросила Санда.
– Не знаю. – Зоран с силой задернул штору – еще немного, и оторвал бы ее от карниза. Принялся ходить по комнате – от двери к окну. – Давайте я постараюсь сразу ответить на всю серию вопросов. Я не знаю, где они. Не знаю, живы ли. Не знаю, что с этим делать и как к этому относиться. Я даже пока не знаю, как об этом думать, в каких терминах и понятиях. У меня элементарно нет слов. Но есть и хорошие новости: мы больше не проигравшая сторона. Хвала много, Даворе. Благодаря твоему замечательному мужу, Санда, и еще одной хорошей девушке, проиграл кое-кто другой. И я дорого дал, чтобы посмотреть сейчас на того доброго человека.
– Верни его, Зоран, пожалуйста, – прошептала Санда по-русски.
Видимо, ей важно было, чтобы я тоже услышал ее невероятную просьбу.
– И ее, – добавила она.
Зоран сел перед ней на корточки и принялся смотреть ей в глаза. Не знаю, что именно он видел в них, а я видел тоску и немного надежды – самую малость, где-то глубоко на дне взгляда.
– Я рад, что ты такого высокого мнения обо мне, – наконец произнес Зоран растерянно. – Но я – скромный клерк уважаемой, хоть и малоизвестной в широких кругах корпорации и не знаю ни одного волшебного слова. Как ни странно сейчас прозвучит для Алекса, но все-таки я работаю в поле рационального. Я работаю с мышлением, схемами, большими логично устроенными проектами…
По поводу утверждения, что произошедшее умонепостигаемо, можно было бы и поспорить. Если я что-то понял из рассказа Иванны о том, как был устроен классический схоластический диспут, то этот вопрос вполне мог бы стать темой для логической дуэли. Тезис: изменение мира есть действие иррационального характера и не подлежит осмыслению. Контртезис: отказываясь работать с изменениями такого класса, мышление демонстрирует свои границы. Что является вашей, Зоран, методологической проблемой, добавил бы я на полях. Но теперь уже, похоже, и моей.
– Ну что же ты, полковник… – вздохнула Санда.
Снова дышать… Она вытянулась на животе и положила голову на сгиб руки. Дышать, дышать прохладным влажным воздухом… Пахло деревом, сырой картошкой и рыбьей требухой.
Иванна открыла глаза и увидела черные доски – подгнившие, влажные, стянутые кое-где ржавыми металлическими скобами. Она лежала на дне лодки.
С трудом села – все тело болело. Болели мышцы, гудел позвоночник, ныли суставы, а горло болело так, будто она глотала битое стекло.
Лодка стояла на берегу какой-то реки или залива – из-за густого тумана Иванна не могла рассмотреть другого берега.
Рука. Что у нее с рукой?
Онемевшая левая рука была плотно сжата в кулак и не разжималась. Иванна прислонилась спиной к лодочному борту и стала – палец за пальцем – разжимать левую руку правой. Что там у нее? Что это? Ну да…
ebooksa