— Множественная детонация по корме, — сообщила Аста Уиллс. — Я все еще веду подсчет, но если в ближайшие тридцать секунд по нам ничего не ударит, можно считать, что мы избавились ото всех.
— У нас получилось! — сказал Фило, протянул руку и похлопал Морриса по плечу. — Получилось!
— Кто-то пингует! По левому и правому борту! — сообщила Аста.
Улыбка на губах Фило угасла:
— Что?
— В воде торпеды «Дикая Свеча», с обеих сторон. Они совсем близко и наводятся…
— Осман!
— Даже беспокоиться не стоит, — сказала Аста, снимая наушники.
— Еще два взрыва, — сообщила Гвинэвир Бесподобли.
— Они убили субмарину?
— Пока наверняка сказать нельзя, капитан… Подождите… Чириканье прекратилось, звуки винта смолкли. В воде сильное возмущение, слышу треск корпуса, источник звука идет ко дну.
— Значит, так и есть, — высказалась Лихо Макалпайн.
Они подождали. Гвинэвир Бесподобли проследила последний нырок «Яббы-Даббы-Ду».
— Снова трещит корпус… скорость погружения растет… вторичные взрывы… из объекта выходит сильный поток воздуха. Похоже, не выдержала целая секция. Корпус разламывается, трещит. — Бесподобли сняла наушники и продолжила: — Капитан, объект уничтожен.
Электричество
19
Слова замерли на устах разъяренных конструкторов. Машина и впрямь делала Ничто, а именно: одну за другой изымала из мира разные вещи, которые переставали существовать, будто их вообще никогда не было. Так она упразднила натяги, наплюйки, нурки, нуждовки, налушники, недоноги и нетольки. Иногда казалось, что, вместо того чтобы уменьшать, сокращать, выкидывать, убирать, уничтожать и отнимать, она увеличивает и добавляет, поскольку одно за другим ликвидировала Неудовольствие, Незаурядность, Неверие, Неудовлетворенность, Ненасытность и Немощь. Но потом вновь вокруг них начало становиться просторнее.
— Ой! — воскликнул Трурль. — Как бы худа не было!..
— Ну что ты, — сказал Клапауций, — ты же видишь, что она вовсе не делает Всеобщего Небытия, а только Несуществование вещей на букву «Н». И ничего особенного не будет, потому что твоя машина никуда не годится.
— Женщину обвиняют в ереси, — сказал андроид Гувер. — Ее ставят в Риме перед Великим инквизитором, ее уже пытали и признали виновной. «Сегодня Шаббат, — говорит Инквизитор женщине, — до следующего ты не доживешь. Я приговариваю тебя к казни через сожжение, приговор будет приведен в исполнение на следующей неделе на рассвете. Но согласно Писанию, где говорится, что никто не должен знать точного часа кары, я приказал, чтобы тебе не сказали точной даты казни заранее; так что, когда за тобой придет смерть, она будет и неожиданной, и верной»… Капитан Папской гвардии повел женщину назад в камеру и заметил, что та улыбается. «Как ты можешь радоваться, — спрашивает он, — перед лицом жестокой смерти и вечного проклятия, последующего за ней?» «Я не верю, что Господь меня проклянет, — объясняет женщина. — А что касается приговора, та ересь, что вменяется мне, — это изучение логики в Париже, и логика подсказывает мне, что наказание, как оно было описано Инквизитором, неосуществимо. Подумай сам: если меня должны казнить до следующего Шаббата, это значит, что меня должны убить к утру субботы; но если я буду жива в пятницу днем, казнь в субботу утром неожиданной не станет. Значит, последний день, когда меня, по сути, могут казнить, — это пятница. Но в то же время, поскольку я об этом знаю, казнь в пятницу меня тоже не удивит, так что