Канализация, Газ & Электричество

22
18
20
22
24
26
28
30

Двадцать Девять Названий сжал руку Серафины и заскользил ногой назад, к люку за спиной.

— Слушай, эскимос, — сказал Пенсиас, наблюдая за ним через третий глаз прицела винтовки. — Закрой-ка дверь, пока я не решил, что буду убивать вас медленно. — От палубы отрикошетил предупредительный выстрел. — Закрой, я сказал, а не лезь туда… Вот. А теперь идите сюда. — Указывая стволом, он сам сделал шаг в сторону, приказывая им сесть на его место под торпедным аппаратом. — Хорошо. Просто отлично… — Он начал передвигать скользящий затвор «ремингтона». — Просто отлично…

— Вы собираетесь нас пристрелить? — сказала Серафина.

— Ну да.

— Но почему?

— Нет, — ответил Пенсиас, — вот этого не спрашивай. — Он держал винтовку у бедра, а прицел и обе линзы ОЧЕЙ сфокусировались в одной точке на черной коже, идеально подходящей для входного ранения. — Даже не заговаривай об этом.

О корпус корабля что-то громыхнуло, словно литавры. По ощущениям — удар торпеды, но без взрыва, только удар, будто тараном. «Сьерра Миттеран» сильно накренилась; Серафину и Двадцать Девять Названий сбило с ног, а Пенсиаса отшвырнуло в сторону, к правому планширу.

— Что?.. — недовольно воскликнул он; голова резко дернулась, ОЧИ перевелись на воду, которая вдруг оказалась намного ближе.

Оттуда на него уставилось чудовище. Гигантский кашалот — восемьдесят футов в длину, весом в сто тысяч фунтов, на его серую шкуру налипли ракушки, а над левым глазом проходил рубец, по размеру и форме точно соответствующий головке «Дикой Свечи». Сам же глаз был большим, холодным, безжалостным, зеленовато-желтым в крапинку и, по всей видимости, понимал, на кого смотрит.

Пенсиас завопил. Сражаясь с законами физики, он пытался вскарабкаться по наклонной палубе; кит поднял голову и с такой яростью выпустил фонтан, что вода ударила, как Судный день в котельной. Восемнадцатифутовый хвостовой плавник хлестнул по кораблю сбоку, снося переборки и своротив пулеметную стойку. «Сьерра» накренилась сильнее, едва не сделав оверкиль. Двадцать Девять Названий ухватился за основание торпедного аппарата, а Серафина ухватилась за Двадцать Девять Названий; Трубадур Пенсиас, у которого под рукой ничего не оказалось, хватался за воздух.

Корабль балансировал на грани, и Пенсиас понял, что не выдержит. Серафина видела, как это произошло. Капрал резко прекратил борьбу, вытянулся доской под острым углом к палубе; винтовку он сжимал в одной руке, в другой сверкнуло лезвие, Пенсиас обнажил зубы, повернулся и отдался силе притяжения. Он заскользил к планширу и катапультировался через борт, стреляя на лету.

Всплеска не последовало.

«Сьерра Миттеран» выпрямилась, по крайней мере — попыталась; качнувшись назад, окончательно выровняться она не смогла, а встала с пятиградусным креном. Кит еще разок шандарахнул по корпусу хвостом на прощанье. Ударом пробило еще два отсека, и пятиградусный крен стал пятнадцатиградусным. С кормы сбросили еще один спасательный плот; это Надзимэ с Тагором все надоело. Через несколько секунд за ними последовал и механик Чаттержи.

Серафина и Двадцать Девять Названий медленно поднялись на ноги. Двадцать Девять Названий заметил на палубе красное пятно — там, где вывалился Пенсиас, — и пошел посмотреть. Для крови жидкость казалась недостаточно густой, он попробовал пальцем, поднял каплю к носу, понюхал. Пахло водой. Двадцать Девять Названий решил, что волноваться по этому поводу не стоит.

— Эй, — позвала Серафина. — Лекса едет.

«ЕЩЕ ДАЛШЕ»

— Как-то это нечестно, — сказал Моррис, глядя на несущийся к ним «Шантеклер». Фило вылез к нему на крышу, за ним Норма, а потом из-за того, кто полезет следующим, начали толкаться палестинцы. Хотя это не имело никакого значения; торпеда приближалась со скоростью сто семьдесят футов в секунду, и ей оставалось лишь полмили, так что из зоны поражения не успел бы выбраться даже олимпийский пловец.

Но все же забавно, о чем думает человек, когда над ним нависает смерть. Моррис по-прежнему держал в руке дрейдл, время стремительно убегало, а он вдруг осознал, что таращится на деревянный кончик волчка, силясь припомнить, первые буквы какого высказывания отпечатаны у него по бокам.

Посмотрим. Нун, гимель, хей и пэй. Нун-гимель-хей-пэй, это… ну-ка…

Нэс гадоль хай по, — произнес Моррис вслух, и стоявший рядом Фило затаил дыхание.

— Господи, — сказала Норма Экланд. — Слава богу…