Волчий камень

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну ты-то, понятно, у меня хрыч молодой! Они с Урсулой зовут нас съездить в Дрезден, походить по музеям.

– Да были мы уже там не раз.

– Нет, мы еще не ходили в музей эпохи колониальных завоеваний.

– Уверяю тебя, и там нечего смотреть. Привяжут огрызок трубы к доске и будут выдавать за средневековый мушкет.

– Гюнтер! Ты становишься несносным. Ты так говоришь, будто видел древний мушкет! Это ты злишься, потому что на выставке в Вене однорогая Марта Герберта дала на пол-литра молока больше и ты проиграл?

– Ничего я не злюсь.

Видя, что жена заводится, он, как фокусник, выудил из кармана конфету и помахал у нее перед носом.

– Вот за что я тебя всегда любила! – Она еще громче рассмеялась, и набежавшая тень обиды мгновенно улетучилась. – Ты у меня хоть и фермер, но в душе всегда был гусаром. Я ведь помню, как при нашем знакомстве ты завалил меня австрийским шоколадом. Ты приносил его мне коробками! И хотя я несколько лет после этого не могла на него смотреть, но и забыть тебя тоже не могла.

Она закрыла глаза, мысленно улетая в далекую молодость, но затем по ее лицу пробежала тревога.

– Очень я переживаю за Карлушу.

– Гертруда, перестань. Наш внук – офицер императорского флота! А ты говоришь о нем как о сопливом ребенке.

– Ты же слышал, что он сказал! Они собираются испытывать какую-то подводную лодку. Наверняка это очень опасно. Сам император Вильгельм будет присутствовать на испытаниях!

– Не переживай, Гертруда. Я уверен, все пройдет хорошо. В Германии во все времена умели строить лодки.

– Нет! Ну я не могу! Ты так говоришь, будто хоть раз в жизни видел эту таинственную подводную лодку!

Он не ответил, но в его глазах появилась такая тоска, что она испугалась и, легонько толкнув в плечо, спросила:

– О чем задумался, Гюнтер?

– Да так, ничего. Думаю, на какие корма перейти, чтобы обойти Герберта на выставке в этом году.

– Не переживай так! Ты его обязательно победишь.

И она еще крепче прижалась к нему и подумала: все-таки как хорошо, что в жизни все так хорошо. Так и не иначе.

А на гору уже взобралось солнце. Солнце третьего тысячелетия.