Учебник для детектива

22
18
20
22
24
26
28
30

Документирование сведений

Недостаточно, чтобы вас осенила некая догадка, — ее следует сформулировать и записать. И вот оказывается, что в написанном виде большая часть подобных озарений и подозрений представляют собой то, чем они и являются на самом деле, то есть мусором, достойным лишь того, чтобы его выбросили в колодец неисполнимых желаний, а не заносили в файл.

«Дело о краже двенадцатого ноября»: ну разве могло такое зародиться даже в самом темном уголке сознания, там, где положено быть памяти? Кто бы не похолодел от ужаса, совершенно ничего при этом не понимая? Вести о подобных происшествиях просачиваются сквозь все как чернила, пачкают руки, особенно кончики пальцев. И кто только не пытался их потом отмыть? Сайварт в своем рапорте писал:

Я вел себя точно так, как все вы вели бы себя на моем месте. Я был одурачен. Меня провели. Но потом, за завтраком, меня вдруг осенило. Ну и что с того, что догадки и озарения отнюдь не поощряются в Агентстве? На меня снизошло озарение, дорогой мой клерк, и я начал действовать в соответствии с ним. К тому же это был самый удачный выход из положения, самый удачный для всех нас.

Никто никогда не подключал Агентство к расследованию данного преступления, поскольку никто и не знал, что оно было совершено. Анвин заснул в понедельник, одиннадцатого ноября, а проснулся в среду, тринадцатого. Он проехал на своем велосипеде все семь кварталов до здания Агентства. В течение одиннадцати лет четырех месяцев и нескольких дней он был образцовым служащим, и на данном этапе карьеры ему никогда не приходило в голову совершить несанкционированную поездку, руководствуясь лишь своими интересами.

У себя на четырнадцатом этаже он обнаружил, что никаких новых вводных курьеры ему не доставляли, поэтому провел утро за окончательным оформлением дела, оставшегося с прошлой недели. Оно пока еще не имело названия. Анвину нравилось давать делам названия, хотя система перевода документов в архив, принятая в Агентстве, этого не требовала. Каждое дело имело свой номер, и только он значился в официальных бумагах. Тем не менее давать делам названия было для него маленьким невинным удовольствием, иногда оказывавшимся еще и полезным. Если у коллеги-клерка возникали какие-то вопросы относительно того или иного дела, обращение к названию могло здорово сэкономить время им обоим.

За ленчем Анвин все еще рассматривал и обдумывал разные варианты. Сандвич он принес на работу из дома в портфеле. Это был ломоть ржаного хлеба с сыром и куском индюшатины — его обычная трапеза по средам. Самый лучший способ скоротать время, думалось ему в тот день, — это заняться сопоставлением различных названий над сандвичем с сыром и индейкой.

Дело было не особенно интересное и в газеты не попало, так что никто из клерков, сидящих за соседними столами, не пялился в сторону Анвина в моменты, когда они полагали, что он их просто не видит. Он, однако же, всегда и на все обращал внимание, все замечал. И только когда он заканчивал оформление дела — а для Анвина это означало, что оно обретало свое название, — только тогда его коллеги получали возможность ознакомиться с его содержанием.

Покончив с ленчем, он принялся снова за работу, но тут ему вдруг показалось, что на четырнадцатом этаже в данный момент ведется уж слишком много телефонных разговоров. Клерки по большей своей части приникли к телефонным трубкам и что-то в них бормотали. Он уловил в их голосах определенную настороженность.

Может, это им звонят члены их семей или друзья, желающие что-то разузнать об этом деле? Такое явление было совершенно беспрецедентным. Анвин смял пакет из-под сандвича и швырнул его в мусорную корзину. К этому моменту он уже знал, как назовет это дело — «Происшествие с облицовочными зеркалами», что должно ассоциироваться с самой значительной уликой, содержащейся в деле, — но это демонстративное неуважение заставило его отложить завершение процедуры оформления по меньшей мере еще на час.

Пока Анвин разбирал другие бумаги и просматривал свои старые записи, в офисе раздавались все новые и новые телефонные звонки. Те, кому они предназначались, к тому же начали переговариваться между собой, склоняясь друг к другу через проходы и что-то шепча. Если бы Анвин был сейчас глубоко погружен в изучение дел, то счел бы это весьма отвлекающим фактором.

Шум достиг апогея и превратился в крещендо, когда Лоррэн, один из недавно принятых на работу клерков, с грохотом опустил трубку на рычаги аппарата, откинул голову назад и испустил продолжительный вопль, переходящий в завывание. И словно в ответ на это остальные клерки начали стучать по своим столам стопками бумаги, греметь выдвигаемыми ящиками, бить по клавишам пишущих машинок. Многие подбежали к окнам за глотком свежего воздуха. Анвин, пораженный и ничего не понимающий, бросился грудью на свои папки с делами, стараясь их прикрыть и уберечь.

Что произошло?!

Открылась дверь кабинета старшего клерка, и на пороге материализовался мистер Даден — в первый раз на этой неделе. Но появился он вовсе не для того, чтобы всех успокоить, — с его появлением одним буйствующим стало больше.

— Прекратить заниматься всеми текущими делами! — выкрикнул он прямо с порога. — Все неправильно! Сегодня не среда, сегодня вторник!

Анвин еще крепче прижал к себе свои папки. Мистер Даден абсолютно прав — сегодня действительно вторник, прошло только два дня с того утра, когда Анвин проснулся от воскресного звона колоколов городской церкви. И его ленч вчера состоял из сандвича с огурцом и редиской, а это его обычный сандвич по понедельникам.

Он сосчитал, сколько раз успел зафиксировать сегодняшнюю дату с момента прихода на работу нынче утром. Тринадцатое ноября: эта дата стояла везде — в его записях, в докладных, в цифровом обозначении не менее четырех дел, в официальном журнале регистрации, в его персональном операционном ежедневнике, в последних абзацах дела о «Происшествии с облицовочными зеркалами». Он попытался умножить в уме число ошибок, допущенных всеми сотрудниками, работающими на его этаже, на число этих несчастных, а полученное произведение еще и на количество этажей в здании Агентства, но так и не смог — его вычислительные способности дали сбой. Потребуется несколько недель, чтобы устранить причиненный ущерб, а последствия этой катастрофы, несомненно, еще неопределенно долго будут сказываться на их работе.

К середине дня эта информация просочилась во все отделы, и клерки собирались группками возле того или иного стола, делясь последними новостями. Из города то и дело звонили разные люди, те, кто заметил это несоответствие, — там была среда, а во всех остальных местах вторник. В порту царил хаос: одни корабли были задержаны у причала, другим сбитые с толку таможенные чиновники не давали «добро» на швартовку, товары и грузы скапливались на пирсах, поскольку никто их не принимал, грузчики бранились с матросами, радисты обменивались ругательствами на всех частотах. Движение по большей части мостов остановилось, поскольку грузовики, развозящие товары, заблокировали всю проезжую часть в обоих направлениях, а их водители, бросив свои машины и ничего не понимая, разъяренные, смешались с толпой в этом всеобщем светопреставлении. В журналах предварительной записи посетителей в салонах красоты, бюро занятости, приемных врачей и судах все перемешалось. В школах ученики рыдали на экзаменах, так как им не хватило на подготовку не одного дня, как обычно, а целых двух.

Анвин оставался на своем месте, стараясь не вникать в то, что приносил поток поступающих новостей; вместо этого он уже готовил список поправок, которые придется внести вдела. (В конце дня он куда-то засунул этот список и потерял его, и ему пришлось составлять его заново на следующее утро.)

То, что во всем этом виноват Хоффман, не стало сюрпризом ни для кого из служащих четырнадцатого этажа, но на Анвина эта весть легла дополнительным бременем, еще более усилившим его ужас перед грядущей неминуемой расплатой. По всей видимости, криминальная сеть, раскинутая этим мошенником, простиралась далеко за пределы полуразбитых повозок и павильончиков бродячего парка развлечений «Дальше не поедем». Его агенты каким-то образом просочились в редакции всех наиболее влиятельных газет, на радиостанции, в муниципальные учреждения, имея задание перевести время на день вперед. Но это не объясняло, каким образом во всех настенных календарях во всех домах по всему городу исчез один день. «Этот мерзкий иллюзионист мог притвориться одним из нас, — думал Анвин, — но мы, несомненно, далеко не все на него работаем!»