Зоосити

22
18
20
22
24
26
28
30

Машину я ставлю в нескольких кварталах — наверняка здесь есть и отряды самообороны, и пусть они лучше ищут злоумышленников в другой стороне. Стараясь не выходить из-за деревьев, мы проходим в сад. Особняк Оди ярко освещен. Свет горит во всех окнах, как будто у него вечеринка. Ленивец стискивает мне плечи лапами.

Мы идем на шум в сторону гаража. Я снова вижу сбоку «даймлер». Двойные двери открыты нараспашку. Изнутри на дорожку падает свет; он освещает телохранителя Джеймса. Он возится в бронированном багажнике «мерседеса».

Бенуа жестом приказывает мне оставаться на месте, а сам осторожно подходит к Джеймсу. Тот вздрагивает, но обернуться не успевает: Бенуа обрушивает ему на голову тяжеленную крышку багажника. Бьет раз и еще раз, потом наклоняется, хватает Джеймса за ноги, запихивает его в багажник и захлопывает крышку. Из багажника доносятся крики и глухие удары.

— Запри на ключ! — приказывает Бенуа. Таким я его еще не видела.

Я обегаю машину спереди и вытаскиваю ключи из замка зажигания. Руки у меня дрожат; я с трудом запираю багажник. Джеймс колотит по крышке все сильнее. Попятившись, я спотыкаюсь об удлинитель и едва не падаю. Удлинитель подключен к хирургической пиле — такими ампутируют конечности. Пила лежит рядом с машиной. Рядом я вижу еще три пилы разного размера, а также топор и кусачки. Все разложено очень аккуратно, готово к работе. У задней стенки гаража стоит морозильник с откинутой крышкой.

— Кто такой этот Оди Хьюрон? — спрашивает Бенуа. Мангуст застыл, поднял вверх одну лапу, нюхает воздух, усики у него дрожат.

— Н-не знаю… — с трудом отвечаю я, преодолевая тошноту. Я вспоминаю пистолет Вуйо, который валяется у меня под кроватью. — Он там не задохнется? — Я оглядываюсь на «мерседес».

— А тебе не все равно? — Бенуа вынимает из кобуры дубинку. — Ну что, пошли в дом?

— Только бы они были еще живы! — Я стараюсь взять себя в руки. — Давай обойдем с той стороны.

Мы обходим дом, прячась за кустами. Одуряюще сладко пахнут брунфельсии — вчера-сегодня-завтра. Сердце у меня бешено скачет в ритме драм-н-бас. Онемевшие руки как будто покалывает мелкими иголочками. Мелкая моторика первой реагирует на страх… Что поделать? Закон эволюции…

Из патио слышатся голоса, но, раздвинув кусты, мы видим только Кармен. Она в темных очках лежит у бассейна в шезлонге. Фонтан включен; вода плещет в бассейн из вазы, которую держат каменные девы. Из-под воды, из-под слоя перегнивших листьев на поверхность пробивается мертвенно-белый свет. В нем отчетливо видны все прожилки на мраморе.

Кармен беседует с радио и время от времени взмахивает рукой, как будто дирижирует невидимым хором.

— Похоже, в кино даже мороженого не подают, — говорит она. В тени ее лицо кажется загадочным.

Подойдя поближе, я вижу, что ее солнечно-желтый атласный халат весь в пятнах крови, как если бы она попробовала окрасить его в красный цвет вручную. Под шезлонгом дрожащий сверток, завернутый в полотенце.

На столе рядом с Кармен перочинный ножик и пустой бокал для мартини.

— Ребятки и зверятки, котятки и зубатки… — нараспев произносит она.

Заметив нас, Кармен приподнимается на локтях и весело говорит:

— А! Вы пришли насчет коллекции? — Она снимает очки. Если глаза — зеркало души, то ее душа — настоящий Чернобыль. — Потому что в этом сезоне мех опять вернулся в моду!

Застекленные двери, ведущие в дом, раздвигаются, и появляется Мальтиец. Он несет два бокала с мартини. Его Пудель бежит за ним по пятам. Пудель рычит, и Мальтиец морщится:

— Ах, извините, не знал, что вы придете в гости! Не то непременно угостил бы и вас!