Бенуа подныривает под веревку, на которой сушится белье. Простыни, платья и рубашки развеваются на ветру, как воздушные змеи. С высоты пятнадцатого этажа все выглядит совершенно по-другому. Машины текут по улицам сплошным потоком или стоят вдоль обочины, голоса клаксонов похожи на кряканье игрушечных уток. Горизонт четкий, ясный, лучи заходящего солнца окрашивают Йоханнесбург в цвета ржавчины и меди. Над городом плывут рваные кровавые облака. Таким живописным закат в Хайвельде делает пыль, микроскопические частицы полезных ископаемых, которые рассеиваются в воздухе над терриконами, и выхлопные газы машин. Плохое может быть и красивым.
— Надо вылезать сюда почаще, — говорит Бенуа. Сегодня он необычно задумчив.
— Слишком высоко!
Он награждает меня укоризненным взглядом, и я чувствую себя виноватой за то, что испортила ему настроение.
— Вот. Садись! — Он снимает с веревки одеяло, не обращая внимания на крапивный амулет от воров — изделие мастериц, живущих этажом ниже, и расстилает одеяло на цементном полу у кулера. Я послушно сажусь. Одеяло еще влажное и покрыто узорами, в которых, если присмотреться, можно угадать изуродованных до неузнаваемости героев диснеевских мультиков. Уж если Бенуа что задумал, то доведет дело до конца.
— Тебе не стыдно? Оно же испачкается, — укоряю его я.
Он пожимает плечами:
— Грязь не навсегда. Отстирается.
Вдруг я понимаю, что он говорит не про одеяло.
— Иди ко мне! — зову я.
Бенуа обнимает меня, поднимает камеру повыше и направляет объектив на нас.
— Скажи «Йобург», — велит он. И вдруг я понимаю: он уезжает.
Потом он показывает, что получилось. Бенуа широко улыбается, а рядом с ним сидит какое-то размытое пятно.
— Не годится, — объявляет Бенуа, но снимок не удаляет, а снова поднимает руку с камерой. Еще одна попытка! — Не шевелись и смотри в объектив! — Он осторожно приподнимает мне подбородок и поворачивает. Я смотрю в наше крошечное и далекое отражение.
— Подождать не можешь?
— Нет, Зинзи, — тихо отвечает он. — Не могу.
— Две недели, — в отчаянии молю я. — Одну!
— Не могу.
— Но тебе ведь еще нужно собрать вещи. Все устроить. — Есть такие ловкачи, которые провозят людей через границы, протаскивают через колючую проволоку, переправляют через реки, кишащие крокодилами. С пограничниками расплачиваются пивом — или пулями, по обстоятельствам. Правда, чаще едут к нам, чем от нас. Мало кому хочется нелегально убраться из Южной Африки. Конечно, Бенуа может просто купить билет на самолет, но тогда потребуются визы. Да еще будут неприятности с нашим МВД. Там считают, что беженец — это человек, который не может или не хочет вернуться на родину.
Бенуа вздыхает, опускает камеру и смотрит на меня: