Окхэм сплюнул и с досадой сказал:
— Считайте, что вам еще повезло. А мне придется быть секундантом кузена, — он кивком показал на Квэтвела, который никак не мог обрести равновесие. Пришлось протащить злополучного юношу еще с десяток шагов, прежде чем тот — со стонами и с руганью — начал перебирать ногами.
— Погодите, — сказал наконец Окхэм. — Так мы недалеко уедем. Ваша лошадка сейчас где?
— В конюшне. — Лайам назвал адрес конюшни и имя мальчишки, дежурящего там по ночам.
— Прекрасно. Я знаю этого огольца. Ступайте туда и скажите, чтобы он пригнал сюда какого-нибудь тяжеловоза, а потом поезжайте домой. Дальше я сам обо всем позабочусь.
Лайам кивнул и выскользнул из-под руки барона. Он хотел было идти, но задержался, ибо знал, как управляться с людьми, пораженными в голову, а лорд мог подобного опыта и не иметь.
— Постарайтесь, чтобы барон шел или стоял, пока не прибудет лошадь, а потом следите, чтобы он все время сидел. Даже дома не давайте ему лечь, пусть сидит и в постели. Если начнется рвота, не позволяйте ему заснуть. Вы меня поняли? Это весьма важно!
Окхэм нетерпеливо махнул рукой:
— Хорошо-хорошо!
Лайам все еще медлил. Он посмотрел лорду в глаза и сказал:
— Я думаю, нам надо о многом поговорить, Окхэм. Если и дальше все пойдет в том же духе, ничего толкового наша затея не даст. Вы должны рассказать мне о своих знакомцах побольше.
— Да-да, я это и сам теперь понимаю, — с тяжким вздохом признался лорд. — Приходите завтра, часам к десяти. Мы отправимся к Кэвуду и по пути все обсудим.
Лайам еще раз окинул лорда внимательным взглядом, потом повернулся и зашагал по укрытому мраком проселку, оставив за спиной освещенную факелами площадку с двумя приникшими друг к другу фигурами.
Когда последние отсветы факелов поглотила ночная тьма, Лайам остановился и мысленно окликнул своего фамильяра:
— Хорошо, — сказал Лайам вслух и шумно вздохнул. На него вдруг накатила злость. Он злился на Окхэма, который от него что-то таил, злился на Ульдерика — за его непреклонную властность, злился на Квэтвела — за его несносную глупость и безрассудство. Но эта злость лишь маскировала поток неодолимой усталости, затопившей каждую клеточку его тела. Этот очень длинный и очень хлопотный день никак не хотел кончаться, и ему совсем не хотелось плутать в одиночестве по темным, неприветливым закоулкам.
ebooksa