«Домой» на Шпалерную они вернулись уже под вечер. Маша решила, что из соображений элементарной вежливости нужно купить Сашке еды. Они зашли в какой-то продуктовый магазин, купили сыра, молока, каких-то замороженных овощных смесей и прочей гадости, дешевой и сердитой.
В парадном опять не горела лампочка, и им снова пришлось карабкаться в темноте. Но у Дейрдре настроение улучшилось, ей даже нравилась вся эта темнота и таинственность. Дверь открыл Сашка.
— Заходите, сейчас еще Пашка придет…
— А папаша твой где? — спросил Найси.
— Спит уже, опять напился, зараза, — слово «зараза» Сашка произнес с какой-то отеческой нежностью.
— А мы поесть принесли, — пропела Дейрдре.
— Машенька, ты прелесть, — улыбнулся Сашка, — а то у меня как раз холодильник пустой, там последний таракашка с горя повесился.
На кухне орудовали все втроем, Маша снова любовалась чудо-деревом, разглядывала массивный деревянный буфет («А это начало двадцатого уже, модерн» — пояснил Сашка). День за окнами успел неспешно угаснуть, и казалось, матовая лампочка под замысловатым абажуром, освещающая кухню — это единственный островок света и у юта на этой земле, полной мрака, неясности и опасностей.
В дверь позвонили
— О, а вот и Пашка пришел, — Сашка бросился к двери так, как будто Пашка мог передумать и уйти.
Найси не смог не воспользоваться моментом и, кинув на стол пакетик из-под овощной смеси, снова попытался обнять Дейрдре.
Пашка оказался совсем не таким, каким Маша его себе представляла. Ничего особо мрачно-фашистского в нем не было. Совершенно не выразительное (вернее, ничего не выражающее) лицо, водянистые зеленоватые глаза, светлые волосы, аккуратно подстриженные и расчесанные. Лицо как лицо, без особых примет. В толпе увидишь — через пять минут забудешь. Двигался он осторожно, размеренно. Перед тем, как что-то сказать, делал паузу, видимо обдумывая.
— Всем привет, — спокойно сказал он, когда Сашка представил его москвичам, — а я вот к ужину принес.
Он поставил на стол бутылку красного вина. Вино оказалось неожиданной пристойным, хоть и дешевым.
За ужином Сашка снова болтал без умолку.
— Паш, ну смотри, я опять ничего не нашел про твоих немцев. Даже в переписке 14 года…
— А более поздние смотрел?
— Не-а… Ну ты посуди сам, что там будет? Ты знаешь, как французы к немцам относились? Да хуже, чем к англичанам. Честное слово! Они англичан хоть немножко за людей считали, а немцев — так… Немцы и все… Ну короче они все друг друга называли придурками и отморозками, типа мы одни самые умные. Европейцы, что с них возьмешь. У французов это особенно выражено. Шовинизм… Я сам француз, хотя и русский, я это очень хорошо понимаю. Взять ту же эпоху просвещения мою любимую: ну что это получается? Это они всех просвещали, значит они самые умные…А остальные — так, дураки, варвары… И фашизм оттуда же пошел.
— Это не совсем так, — осторожно заметил Паша, но Сашка продолжал:
— Нет, ну смотри. Они сделали революцию. Французы замутили весь этот бардак, перерезали кучу народу, порушили церквей немеряно, все раздолбали, но обозвали революцию Великой. Типа вот, смотрите, какие мы. А если бы не было этого просветительского пафоса, то и никакой революции не было бы…
ebooksa