Флэшбэк

Вэл смотрит, как его пухленькие пальчики разворачивают подарки. Игрушечная лодочка от Сэмюела — хотя его дружок удивлен тем, что обнаружилось под оберткой, не меньше Вэла. Книжка-раскладушка с небоскребом от матери Сэмюела. Большую часть слов в ней маленький Вэл не может прочесть, но шестнадцатилетний Вэл, смотрящий глазами маленького Вэла, может.

— Давай есть торт. Когда задуешь свечки, развернешь подарок от папы и мамы, — говорит мама.

Глаза у ребят расширяются, когда бабушка Сэмюела выключает кухонный свет. Жалюзи лишь слегка приоткрыты, но в комнату просачивается достаточно сентябрьского вечернего света, чтобы не было совсем уж страшно. И все же Вэл чувствует, как сердце четырехлетнего Вэла стучит от возбуждения и предвкушения.

— С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя… — поют его мама и бабушка Сэмюела. Свечи горят волшебным светом.

Вэл задувает свечи, с последней ему помогает мама. Он пересчитывает их вслух и указывает на каждую по очереди.

— Одна… две… три… ЧЕТЫРЕ!

Все хлопают в ладоши. Мама снова включает свет — и Вэл видит на кухне папу в сером костюме и красном галстуке. Он раскидывает руки, папа подхватывает его и подбрасывает к потолку.

— С днем рождения, великан, — говорит папа и протягивает ему кое-как завернутый пакет. Что там внутри, Вэл не знает, но оно мягкое. — Ну, разворачивай.

Это бейсбольная рукавица, маленькая, детская, — но совсем как настоящая. Вэл натягивает ее на левую руку, а папа ему помогает. Потом Вэл прячет лицо в маслянистой ладошке рукавицы, пахнущей кожей.

Его обнимают мама и папа одновременно, а папа еще и прижимает к груди. На мгновение Вэл чувствует себя чуть не раздавленным, потому что все обнимаются друг с другом, но продолжает прижимать сладко пахнущую рукавицу к лицу (почему-то не сознавая, что плачет, как младенец), а Сэмюел кричит что-то и…

Вэл вышел из двадцатиминутного флэшбэка под вой сирен, рев вертолетов и выстрелы где-то поблизости. Воздух, проникавший в спальню через москитную сетку, был пропитан запахом помойки.

«Ты просто полный кретин, — сказал он себе. — Шестнадцать лет, а все флэшбэчишь на такую дребедень. Полный кретин».

И все же он жалел, что не взял тридцатиминутную ампулу.

Вэл перевернулся в кровати и потянулся к съемной стенной панели за прикроватной тумбочкой, где у него был тайничок. Вытащив оттуда два предмета, он улегся на спину.

Кожаная рукавичка — потемневшая и потертая, кожаные шнурки вынимались и заменялись с десяток раз, ремень оторвался — пахла почти так же, как тогда. Только запах стал гуще, значимее. Вэл прижал рукавицу к лицу — та стала слишком мала для его руки: не натянуть.

«Полный кретин», — сказал он себе.

Это была одна из причин, по которой он запирал свою спальню. И если уж начистоту, эти два талисмана вызывали у него чувство вины не меньше, чем перекачка файлов с порносайта. Но по-другому… по-другому.

Он положил старую рукавицу рядом с собой, на подушку.

Другим предметом был старый синий телефон. Телефон его матери. Вэл взял его и спрятал на следующий день после похорон. Его предок пробовал разыскивать телефон матери, но не очень усердно.

Звонить по нему было нельзя: после смерти матери все функции доступа сначала отключил отец, а потом заблокировал провайдер — «Веризон». Но телефон все еще хранил в себе драгоценные возможности.