Флэшбэк

22
18
20
22
24
26
28
30

Вэл сунул наушник в правое ухо и включил питание. До той роковой аварии мать в течение трех лет пользовалась голосовой напоминалкой, и Вэл наизусть знал свои любимые даты. Например, сентябрьский день, шесть лет назад, когда мать наговорила список предполагаемых подарков для Вэла… к его десятому дню рождения. И такие же списки рождественских подарков в том году — всего за две недели до аварии.

Но напоминалки были бесценны, даже если касались не Вэла, а посещения дантиста или конференции в школе… неважно. Один только звук материнского голоса позволял ему засыпать в те ночи, когда сон не шел. Обычно голос ее был хлопотливым, встревоженным, торопливым, иногда даже раздраженным, но все же… он затрагивал какие-то струны глубоко в душе Вэла.

В телефоне были, конечно, и тексты — большие файлы, созданные в последние семь месяцев ее жизни, все запароленные. После нескольких вялых попыток получить к ним доступ Вэл решил больше не пробовать. Это мог быть дневник. Так или иначе, мать хотела сохранить тексты в тайне. Может, брак его родителей начал расшатываться или она засекретила эти сведения по какой-то другой причине. Вэл считал, что не надо совать во все это свой нос.

Он просто хотел слышать ее голос.

«Ну ты кретин, Вэл Боттом. Через год тебе идти в морпехи или в солдаты, а ты здесь…»

Но он не обращал внимания на внутренний голос, а вместо этого слушал материнский, прижавшись щекой и носом к расплющенной бейсбольной рукавице.

И хотя завтрашний день и вся история с Омурой не давали Вэлу покоя, черным призраком нависая над ним, тихий голос и запах кожи прогнали дурные мысли. Через десять минут он уснул.

Последней его мыслью было: «Завтра нужно засунуть рукавицу и телефон на самое дно рюкзака, чтобы Леонард не нашел…»

— Ах ты сука!

— Сам ты сука, Койн, — сказал Вэл. — Пошел в жопу.

Вэл пришел к больнице СИГНА, где был вход в ливневку, с десятиминутным опозданием. Он почти было решил не идти, но в конце концов понял, что тогда всю жизнь будет сомневаться в собственной смелости.

— Мы уже собирались уходить без тебя, говнюк, — прорычал Койн. Главарь надел кожаную куртку, распахнутую так, чтобы был виден прищурившийся, хмурый Путин. Койн уже натянул на голову шлем-маску, но лицо пока не закрыл.

— Ты свой пистолет не забыл, говнюк? — спросил Джин Ди, издав тонкий, чуть ли не истерический смешок.

Вэл щелкнул высокого паренька по щеке двумя пальцами.

— Эй! — воскликнул Джин Ди.

Койн рассмеялся.

— Здесь только я называю Боттома говнюком. А больше никто. Застегни ширинку, прыщавый.

Джин Ди опустил взгляд. Остальные ребята рассмеялись — слишком громко. Все, казалось, были на взводе.

— Фонарик взял? — спросил Койн.

Здесь, за больничным контейнером для отходов, он держал свой громоздкий ижмашевский пистолет открыто, не пряча. Уже настал вечер, но еще не стемнело, и любой из заехавших на парковку мог увидеть оружие в его руках.