Разрушитель

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда Спарк пикировал на крышу летней веранды или сажал вертолет на автомагистраль, как черт из табакерки выскакивая из кабины, Заклин неторопливым увальнем вываливался следом, ворча:

– Ковбой-самоучка

Телки временами отстреливались, прячась за пустыми мусорными баками. И норовили ударить по глазам металлической цепью. И отчаянно лезли в облако измороси пистолета-анестезатора. От этого не умирали, но потерпевшим иногда довольно долго приходилось торчать в биоколонне, дожидаясь замены легочной ткани. Спаркслин как раз разделывался с дикарем в вонючей шкуре, когда перелив будильника вернул Джо на бренную землю.

Диана на кухне жарила бекон. Спаркслин всегда перед патрулированием норовил хоть на час-два нырнуть в постель. Тем более Ди не всегда отказывалась составить ему компанию.

– Папа, на работу? – по пластику пола прошлепали босые ножки и пухленький колобок – Элли вскарабкалась на простыни, помогая себе царапучими лапками.

– Ди, Элли нужно подстричь ногти! – крикнул Спарк в полуотворенную дверь.

В спальне царил полумрак зашторенных окон и мерное гудение нагоняющих прохладу кондиционеров.

Ди вкатила столик с кофе. Тосты, как всегда, обильно истекали малиновым вареньем. Бекон Спарки сжевал напоследок под неодобрительные взгляды Ди.

Элли проползла под локтем Джо и сунула розовый пальчик в сливки.

– Мое ты солнышко! – подхватил дочь на руки Джон.

Парочка покатилась по кровати, визжа от удовольствия. Диана крепилась, но вскоре и сама присоединилась к веселой возне.

А часы требовательно ворчали, подгоняя патрульного Джона Спаркслина на очередное дежурство.

Город задыхался от летней жары. Асфальт плавился раскаленной сковородкой, на которой медленно и лениво двигались горожане.

Воздух, пропитанный зноем, размягчал мозги, зарождая у обывателей игривые мысли и заставляя людей более здравомыслящих сбежать к прохладе побережий.

Лос-Анджелес в ярком сиянии обезумевшего от июля светила казался вырезанным в мраморе паноптикумом. Даже автомобили, пугливыми черепахами ползущие по улицам и проспектам, норовили забиться под прохладные тенты гаражей. Лишь самоубийца мог выдержать жар нагретых сидений и раскаленный металл корпуса.

Джо самоубийцей не был. Напротив, Джон Спаркслин слыл на диво жизнелюбивым и очень везучим человеком. В то время, как город изнемогал в адовом пекле, лейтенант умудрился выглядеть свеженьким и самодовольным.

Добивался этого Джон простым, хотя и не совсем праведным, способом. Стоило в метро или разбуянившемся танцзале поставить пару синяков мелкому пакостнику, прокурор тут же засаживал Спарки под домашний арест. До выяснения того, что он не сильно провинился перед Фемидой. Хулиган, опасаясь, как бы его не упекли надолго наблюдать за роботами-скотниками, всегда, хоть был десяток очевидцев, клялся под присягой в невиновности, а избитый всегда уверял комиссию по нарушениям, что ему попался неудобный фонарь или слишком скользкая банановая корка.

Правда, робокопы сторожили входы и окна, но Джо лишь кивал электронным болванчикам, шествуя мимо и посасывая апельсиновую дольку.

– Смотри! Доиграешься! – Диана всегда всего боялась и сначала планировала несчастья, а уж потом удивлялась, когда ее предсказания не сбывались.

– Поможешь? – Джо любовался женой, смешивающей себе мартини.