С этими словами следователь оставил озадаченную госпожуТахи. Молчаливый мулат проводил его до выхода. Уже на пороге Карев вынул изкармана жетон с двумя синими треугольниками и сунул под нос андроиду:
– Стереть все записи за прошедший час.
– Да, господин следователь. Автоматическая дверьвытолкнула его в пыльную и шумную суету мегаполиса. Въедливый запах старости икошачьей шерсти остался позади.
* * *
Смоллер вышел в холл без пяти одиннадцать. Наметаннымвзглядом скользнул по бронзовым львам у лестницы, темным гобеленам, лепнине,неподвижным шторам – все чисто. Натертый до блеска мозаичный паркет отзывалсяна каждый шаг, старческая поступь гулко разносилась по пустому дому. Неужелискоро привычный мир и впрямь может рухнуть и жизнь полетит под откос? В грудиснова защемила ноющая тревога, но волевым усилием дворецкий прогнал ее,затолкал вглубь.
На секунду он замер у зеркала. Вгляделся в тощее, костлявоеотражение, провел кончиками пальцев по жидкой седой шевелюре и, в целом,остался доволен. За орлиной невозмутимостью копошилось любопытство. Донедавнего времени в этих стенах гости были исключительной редкостью. А темболее такие…
Господин следователь пожаловал спустя четверть часа. Имоказался невысокий молодой человек со странно закрученными усами.
«Видимо, у нынешнего поколения опоздание не считаетсяпризнаком дурного тона», – подумал старый дворецкий, а вслух учтивопоприветствовал гостя и предложил познакомиться с домом.
– Давайте поглядим. – Голос у следователя былприятным. Смотреть он начал прямо тут же; у двери – с широко раскрытыми
глазами, озираясь, как провинциал в соборе. Старик мысленноулыбнулся такой непосредственности.
– Впечатляет, – сообщил гость. – Мраморнаялестница… львы… Прямо как в музее. Ладно, покажите мне кабинет.
– С удовольствием.
Они вышли в коридор-галерею.
– Знаменитая коллекция Савушкина? –поинтересовался молодой человек, кивая на картины.
– Совершенно верно.
– Я слышал, Сато приобрел все его творения?
– Да. Лишь одну, уже оплаченную картину еще не успелидоставить.
Вглядываясь в небольшие прямоугольники, следователь покачалголовой:
– М-да, искусствоведение – наукапричудливая, – изрек он. – Ну что это? Вот грязный ботинок, на другойкартине – кусок женского плеча, а здесь – чья-то лысина… И что тутгениального? Картины моей супруги куда интереснее, а вот поди ж ты – за все еетворчество не дадут и половины той суммы, что Сато отстегивал за любую изсавушкинских картин. Что ж, видно, существует два типа художников: одни дляискусствоведов, а другие для всех остальных людей.
Поразмыслив, дворецкий воздержался от комментариев. Пройдяеще десять метров, они остановились у серой двери. Сначала в кабинет вошелследователь, следом – дворецкий.