Предпоследнее дознание

– У вас хорошее чувство юмора, господин следователь.

– Вы мне льстите. – Молодой человек поднялся. Дворецкийвскочил следом:

– Чашечку кофе?

– Спасибо, нет. – Рабочая улыбка из-под лихозакрученных усов. – Меня уже сегодня поили.

* * *  

Кафе, оформленное в средневековом стиле, в этот час былонемноголюдным.

Каменная кладка, низкие крестовые своды, арки, массивныедеревянные створки ворот, огромный камин с тлеющими углями, тяжелая, нарочитогрубая мебель, свисающие на цепях литые подсвечники, мечи и щиты по стенам идразнящий запах шипящего на огне мяса создавали атмосферу седой старины.Незримые лютни выводили ненавязчивую и приятную мелодию. Мрачный лысый официантв кожаной жилетке принял заказ, и Карев остался один.

Достав из кармана портативку, Карев вошел в рабочую среду, аоттуда – в сеть корпорации «Интра». Как он и подозревал, «благотворительное» направлениепровалилось. Да, корпорация ежегодно переводила суммы на счет детской больницы«Аанот», однако все они ни на копейку не превышали положенный закономблаготворительный минимум для освобождения от ряда налогов. Да и выбор объектамилосердия объяснялся, видимо, тем, что в официальном списке больница благодарянелепому названию стояла на первом месте.

Машинально покручивая правый ус, Карев перешел в сетьгосбезопасности, дабы еще раз глянуть досье подследственного. Мартин Сато 17лет назад действительно взял на воспитание осиротевшего племянника.Настораживало, правда, то, что спустя неполных два года дядюшка сдалвосьмилетнего мальчугана в военную школу. Впрочем, если человек отправляетребенка в закрытое заведение на другом континенте, это еще не значит, что онего не любит или не желает ему добра. Придется с племянничком встретиться.

Настал черед досье Виктора Сато. Закончил с отличием военнуюшколу, потом академию – тоже с отличием. Это у них, должно быть, семейное.Смотрим дальше… Успешные операции… боевые ранения… боевые награды… очередныезвания… Взгляд остановился на фотографии. Прямой аристократический нос.Вдавленные виски. Впалые скулы. Суровый взгляд из-под густых бровей. Чем-топохож на дядю. Ладно, где у нас сейчас полковник Сато? Карев присвистнул,нахмурившись. Война на Тирате, самое пекло. Таких командировок у него еще небыло. Ладно, глядишь, обойдется.

Последнее, что сделал Карев в рабочей сети – отыскал номервидеофона духовника Мартина Сато. Пока устанавливалась связь, следователь лениворазглядывал матовые желтые стеклышки в узорной раме узкого окна. Особых надеждна разговор со священником возлагать не приходилось. Но попробовать стоило.

Динь-динь! – связь установлена. На экране широкоестрогое лицо, наполовину скрытое черной, как смоль, бородой. Большие темныеглаза, нос «картошкой». Ряса, крест. Фон – салон «прыгуна», часть бежевой стеныи кусок кресла. Видно, возвращается отец со службы домой.

– Отец Феофил, благословите!

– Бог благословит. С кем имею честь?

– Следователь Павел Карев, Предпоследнее Дознание. Язанимаюсь делом Мартина Сато. Как я понимаю, вы его духовник?

– Громко сказано. На моей памяти господин Сато заходилв храм всего несколько раз и, кажется, лишь однажды исповедовался, летпятнадцать назад.

– Не могли бы вы рассказать о нем? Все-таки выобщались с ним так, как никто другой.

– Вы призываете меня нарушить тайну исповеди?

– Нет, Ваше Преподобие. На исповеди каются в грехах. Аменя, как вы знаете, по долгу службы интересует нечто прямо противоположное.

Отец Феофил замолчал, задумчиво глядя куда-то заэкран.