Сомнения Элис постепенно перерастали во что-то более глубокое.
— И в таких условиях вы ухитряетесь их уничтожать? — чуть слышно спросила она.
— Еще не факт, что я их уничтожаю. Вот вам очередное неизвестное.
— Неизвестное… но не для вас?
— К сожалению, и для меня.
— Тогда не понимаю. Вы должны представлять, что делаете.
Ну и ну! Начал с попытки вывести Элис из внезапного экзистенциального кризиса, а закончил тем, что пришлось оправдывать себя, как экзистенцию. Наверняка со мной что-то не так, и очень не так, раз безнаказанно позволяю мисс Гасконь вытворять подобное!
— Сначала некромантией я занимался по чистой случайности. — Пожалуй, это самая обтекаемая фраза, хотя, если честно, довольно блеклая.
— По чистой случайности?
— Ну да… Я ведь ничего подобного не хотел и тем более не планировал. — Я на секунду снова повернулся к двери, а потом утонул в немигающем взгляде Элис. — Вызывать духов совсем несложно. Если находишься в нужном месте, порой бывает достаточно заговорить с ними, просто посмотреть или поманить рукой. Мне хватает музыки.
— То есть? Что вы имеете в виду?
— В моем случае музыка — спусковой крючок и наживка одновременно. С ее помощью я заманиваю духов, а потом лишаю свободы. Все дело в мелодиях, которые я играю на вистле.
— Не может быть! — недоверчиво рассмеялась Элис. Вместо ответа я сунул руку в карман и достал вистл.
— Боже, волшебная флейта! — с благоговейным трепетом выдохнула женщина. Я позволил Элис взять вистл: надо же, она оглядывала его, словно маленькое ружье. Ружье… Автомат… Тут же вспомнилось, как Дитко якобы стрелял мне по ногам, чтобы заставить танцевать, а потом жуткий сон: вистл казался горячим, как автомат, из которого выпустили все патроны. Захлебываясь в беспокойстве и тревоге, я забрал вистл и спрятал в карман: там ему и место — всегда под рукой и, главное, под моей рукой.
— А изгнать призрака сложнее? — спросила Элис, в очередной раз пронзая меня немигающим взглядом.
— Обычно намного сложнее, однако универсального правила нет, каждый случай индивидуален. — Я решил сменить тему: — Вы в математике разбираетесь?
— Лучше, чем в индейцах навахо. По крайней мере в школе сдала экзамен второго уровня сложности и умею перемножать в уме четырехзначные числа.
— Вот и отлично! Тогда в качестве примера приведу Давида Гильберта, выдающегося немецкого математика конца девятнадцатого века. Он считал, что можно создать математическую модель чего угодно: стула, сливочных разводов на поверхности кофе, положения яиц в слишком тесных брюках.
— Понятно.
— Мою работу можно рассматривать и через призму Гильберта. Я играю мелодию, то есть создаю своеобразную модель, модель призрака. Описываю вокруг него звуковую окружность. А потом, если все сделано правильно, звук обрывается, а окружность, то есть звуковая модель, смыкается. Призрак становится пленником звука.