— Не знаю, что это, но целая группа ученых, в том числе двое русских, работают над этой проблемой.
— А кто эти русские?
— Одного фамилия Стрельцов, другого — Левин. С ними Керим тоже часто встречается. Поддают, болтают у него дома, он к ним часто в лабораторию ходит, но я там не бывал. Не положено.
— Вы можете узнать фамилии всех, кто находится в Центре?
— Мне сложно это сделать.
— Почему?
— Да потому, что я, кроме русского и матерного, никаких других языков не знаю. Если бы я умел читать по-вашему, по-немецки или, скажем, по-французски, то тогда, извини подвинься, прочитал — и дело в кармане.
— А ваш шеф на каком языке ведет записи?
— Анохин? В том-то и дело: сам — русский, говорит со мной по-русски, а записи ведет не всегда на русском языке. Я у него в квартире пару раз шмон делал…
— А что такое шмон?
— Ха-ха-ха, — расхохотался Бугчин, — надо же! Я опять забыл, что вы не поймете меня. Шмон — это обыск, тщательный осмотр.
— А, понимаю. Итак, вы пару раз делали шмон…
— Да, но ни хрена не нашел, кроме его записей в большом блокноте. Он его в сейфе держит, а ключ на тумбочке под сейфом прячет. Он хоть и кагэбэшник, но дундук, думает, никто не догадается ключик поискать под сейфом, который на небольших ножках, как монумент, на тумбочке стоит.
— А что еще в сейфе у него лежит?
— Много долларов и пара бутылок виски, бутылка коньяка, но он эти напитки уже не пьет, боится печень угробить. Поэтому и сказал мне водки найти. Надо обязательно выполнить его просьбу, тогда и доверять больше будет.
— Деньги он вам дал?
— Да, сто долларов. Не забыл, стерва, напомнить о сдаче. Хотя в сейфе этих стодолларовых — не одна сотня, не то, что у меня. Не понимаю, почему так бывает: одному башен — хоть купайся в них, другому — хрен собачий.
Кустов молча запустил двигатель и тронул машину с места.
— Куда это мы? — испуганно спросил Бугчин. Скорее всего он решил, что американец потерял к нему интерес и хочет отвезти обратно.
— Я хочу подъехать к магазину, где должна быть водка «Смирнофф», это недалеко, через квартал.