Скрижаль последнего дня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Согласна. Но все же это не означает автоматически, что именно они изготовили свитки. В лучшем случае, я думаю, они могли считать себя кем-то вроде их стражей.

Бронсон посмотрел вниз, на раскинувшийся под ногами унылый пустынный ландшафт. Однообразный пейзаж пустыни нарушали лишь редкие зеленые пятна — это отчаянно цеплялись за жизнь растущие небольшими группами деревья какой-то особенной породы. Чуть дальше блестящей голубой полоской сверкало Мертвое море, скрывая за внешними яркими красками безжизненные соленые воды.

— Ад на земле, — пробормотал Бронсон и утер пот со лба. — Как вообще кому-то могло прийти в голову поселиться здесь?

Анджела улыбнулась:

— В начале первого тысячелетия эти земли были чрезвычайно изобильными и очень даже процветали. Видишь там внизу деревья? — Она указала на уже замеченные ранее Бронсоном пятна зелени посреди безжизненной пустыни. — Это все, что осталось от некогда огромных плантаций финиковых пальм. Согласно историческим свидетельствам, в библейские времена вся территория от берегов Мертвого моря вплоть до Иерихона и даже дальше была засажена пальмами этого вида. Иерихон даже называли «городом фиников», а выращенные в этих краях плоды ценились крайне высоко и как ценный питательный продукт, и из-за приписываемых им лекарственных свойств. Собственно, это дерево даже было принято в качестве национального символа Иудеи. Это очень хорошо видно на монетах Иудея Капта,[24] которые римляне отчеканили после падения Иерусалима и покорения всей страны. На них на обратной стороне изображена, как часть композиции в целом, финиковая пальма. Но Иудея могла похвастать не только финиками. В здешних местах произрастал еще бальзам — возможно, лучший во всей стране.

— Бальзам. А что он, собственно, собой представляет? — спросил Бронсон.

— О, он может быть самого разного вида: от цветка до дерева. Но в Иудее бальзамом называли большой кустарник. Из него добывали смолу с приятным сладковатым запахом, которая в Древнем мире использовалась для множества целей: от лекарственных до парфюмерных. Кроме того, в здешних местах находились крупные запасы природного битума. Одно из названий Мертвого моря в древности было Lacus Asphaltites, то есть Битумное, или Асфальтовое, озеро. Согласись, довольно странное название для водоема, но в данном случае причина его возникновения проста: из воды Мертвого моря можно было извлечь большие куски битума или, иначе говоря, асфальта.

— Постой, ты имеешь в виду битум и асфальт, который применяют для покрытия дорог? Такое черное вязкое, клеящее вещество? Господи, для чего же оно было нужно две тысячи лет назад?

— Ну, это было жизненно необходимое вещество для нации мореходов — им смолили днища судов, чтобы сделать их водонепроницаемыми. Но что касается битума, добывавшегося из Мертвого моря, его основными покупателями были египтяне, а они использовали его для самых разных целей.

— А именно?

— Одной из важных операций в процессе бальзамирования, — объяснила Анджела, — было заполнение черепа расплавленным битумом и ароматическими смолами. Если принять во внимание, что около 300 года до нашей эры население Египта приближалось к семи миллионам, можно представить, сколько требовалось битума для бальзамирования, так что товар это был очень выгодный. Уж поверь мне на слово, это был очень важный район Иудеи.

Бронсон снова окинул взглядом кажущийся инопланетным окружающий ландшафт. В рассказ Анджелы верилось с трудом. На его обывательский взгляд, Кумран представлял собой не более чем беспорядочную груду камней, лишь некоторые из которых, похоже, образовывали стены поселения. Он подумал о богатой на события истории этих мест, об ужасных лишениях, которые должны были испытывать ессеи, пытавшиеся бороться с нестерпимой жарой, нехваткой свежей воды и вынужденные каждодневно выживать в этом одном из самых, на взгляд Бронсона, враждебных человеку уголков земного шара. Несмотря на ослепительно сверкающее в небе солнце, Кумран и вся окружающая местность казались Бронсону зловещими, возможно, даже опасными, но объяснить причину этого ощущения он бы не смог. И, хотя температура стояла как в печке, его пробрала легкая дрожь.

— Пожалуй, я созрел для того, чтобы покинуть сии места и вернуться к удобствам цивилизации, — сообщил он Анджеле.

Она нахмурилась и взяла Бронсона за руку.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Мне тоже это место чертовски не нравится. Но мне бы еще хотелось хоть одним глазком — раз уж мы приехали сюда — осмотреть парочку пещер. Если ты, конечно, не возражаешь.

— Это действительно необходимо?

— Послушай, Крис, можешь, если хочешь, вернуться в машину, включить кондиционер и посидеть в прохладе, но лично я остаюсь. Я читала о пещерах и Свитках Мертвого моря, много работала с находками из этих мест, но вот самой оказаться среди руин древнего иудейского поселения мне удалось впервые. Мы уже проделали такой долгий путь, и теперь я мечтаю заглянуть в одну-другую пещеру, просто чтобы посмотреть, на что они похожи. Я ненадолго, обещаю тебе.

Бронсон тяжело вздохнул.

— А я уже и забыл, какой непреклонной ты можешь быть, — произнес он, улыбаясь. — Я иду с тобой. Приятно будет убраться с этого солнца, пусть даже на несколько минут и в пещеру.

53