Тамара Николаевна пододвинула к себе коробочку громкой связи и сказала:
– Два крепких кофе морквичам и мой чай.
Александр Еремеевич поддернул брюки, выпрямил спину и снова стал Карлссоном шестьдесят четвертого размера. Мрачность оставила его, но он по-прежнему был серьезен и собран:
– Понимаете, Тамара Николавна, когда мы с вами здесь говорили в последний раз, я серьезно решил «дружить семьями», настолько Вы мне понравились, несмотря на свою молодость.
Тамара Николаевна улыбнулась, и прервала серьезный тон Вольского:
– Не пытайтесь разуверить меня в вашей искренности, Александр Еремеевич, не говорите мне, что вам не нравятся молодые женщины!
Александр Еремеевич понял, что опять экспрессия в его речи затуманила смысл, и попробовал – не очень удачно – выбраться из сплетенной им самим словесной паутины, поспешно пояснив:
– Я в том смысле, что увидел в вас прежде всего опытного и разумного руководителя…
Тут ему на помощь пришел Илья Давидович:
– Но отчет о командировке начал с описания женщины «приятной во всех отношениях», причем не забыл упомянуть о вашем замечательном жакете в стиле «Шанель»…
На последней фразе Ильи дверь кабинета открылась и вошла секретарша с подносом, на котором дымились три чашки. Услышав, что разговор идет «в домашнем ключе», она решила поддержать его, сказав:
– Тамара Николаевна очень тонко чувствует стиль. Она по духу своему «француженка» и никогда не оденет английского костюма…
Было видно, что Тамаре Николаевне нравится ход разговора, но она, как действительно «опытный руководитель» и умная женщина поняла, что обсуждение ее достоинств уже дошло до грани допустимого и пора переходить к сути вопросов, заставивших Вольского мчаться к ней из Морквы:
– Спасибо, Катюша… Объяви в приемной, что у меня совещание и пусть подождут минут пятнадцать, – сказала он уходящей секретарше и, обращаясь уже к Илье и Вольскому, спросила:
– Так в чем дело?
И Александр Еремеевич, уже полностью владея собой, рассказал, что ее письмо вызвало у руководства нашей фирмы вполне понятное недоумение, поскольку никаких оснований для подозрений в наш адрес мы не давали, да и объективно непонятна позиция Магнитограда – мы ведь платим предоплату. А само письмо вызвало недоверие к нам со стороны банка и получать кредит стало гораздо труднее. И завершил изложение ситуации прямым вопросом, заданным им специально, чтобы Илья Давидович мог слышать ее ответ:
– Так что же в моем поведении настолько насторожило вас, что вы написали это письмо в наш банк?
Тамара Николаевна слушала очень внимательно и как будто что-то вспоминала. Услышав вопрос Вольского и прекрасно поняв положение Александра Еремеевича, она, «желая Бедняку не краха, а победы», сказала, глядя в сторону Ильи:
– Если в отчете о командировке Александр Еремеевич говорил обо мне, как о «даме, приятной во всех отношениях», то я, в разговоре со своим начальником, характеризовала его как «нового бизнесмена из старых морквичей», имея в виду издавна известную морковскую щедрость и деловитость. Так что ни лично Александр Еремеевич, ни ваша фирма у меня никаких сомнений не вызывают. И никакого письма в ваш банк я не подписывала. К тому же и право подписи у меня было только в течение недели, пока Глеб Сергеевич, мой начальник, был в отпуске, а вернулся он на второй день после подписания мною договора с вами.
Илья Давидович полез в портфель и достал ксерокопию письма. Тамара Николаевна прочла его и удивленно сказала:
ebooksa