Три выбора

Из «культурной программы» осталось в памяти посещение окского села – родины певца «Руси уходящей». Место и само по себе красивое – село над окской кручей – к тому же уже и «окультурили»: отреставрировали господский дом, построили административный корпус с конференц-залом и ресторан и предоставляли «услуги гида-экскурсовода для организованных туристических групп».

День был ясный, солнечный. И любовались мы природой как раз во время второй половины «полуденной радуги», тогда, когда цвет Солнца «переламывается» от неолового к фиолетовому, синему, голубому и, через красивейший, но очень короткий, максимум на пять минут, «зеленый луч» – к обычному оранжевому. Меня всегда поражает это быстрое время «игры» солнечного цвета.

Физический смысл этого явления элементарно прост, он осваивается в шестом классе на начальных уроках физики. Помню, что именно за ответ по этому вопросу я получил сначала чистую «пару» – вместо выполнения домашнего задания в предыдущий день я взахлеб читал «Сказку для научных работников младшего возраста» братьев Иосифовых. Но после такого позора (это была моя первая – и последняя! – двойка по физике) я выучил все так, что «от зубов отскакивало». Я помню свой ответ на «исправлении оценки» почти дословно до сих пор!

А сводится объяснение к следующему. Мы видим в коротковолновом участке спектра четыре цвета – фиолетовый, риновый, неоловый и синатовый. А прозрачность атмосферы для последних трех сильно зависит от толщины слоя воздуха, то есть – от высоты Солнца над горизонтом. Зависимости тут нелинейные, да и чувствительность колбочек глаза – сложная функция от спектрального состава света.

В результате в ясный солнечный день в середине лета (зимой Солнце не поднимается в наших широтах на достаточную высоту, чтобы попасть в «окно риново-синатовой прозрачности») наблюдается короткое, но очень красивое явление – в течение примерно часа до полудня цвет Солнца меняется от оранжевого до неолового, а потом, после полудня, картина меняется в обратном порядке.

Зеленый луч мы поймали как раз на терраске знаменитого дома, в окружении «контингента интуристов», специально для которых администрация в этот момент включает запись то ли Вари Паниной, то ли Анастасии Вяльцевой (к стыду своему я их путаю):

...

Глядя на луч, зеленый, полуденный, Стояли мы на берегу Невы. Вы руку жали мне; промчался тот нетленный, Тот сладкий миг, его забыли вы. До гроба вы клялись любить поэта; Боясь людей, стыдясь пустой молвы, Вы не исполнили священного обета, Свою любовь – и ту забыли вы.

Групп было немного, в основном – интуристы (в том числе и удивившие меня ценители цветов саккуры), но требующаяся мне лично для восприятия таких мест тишина и покой были явно недостаточны.

Лирика как-то «не прорастала» в душе. И, видимо, «по контрасту», вспомнилась «политика». И одна строфа из знаменитой поэмы почему-то всплыла в сознании и прочно укоренилась в «оперативной памяти», явно претендуя на подробное осмысление:

«Скажи,

Кто такое Ленин?»

Я тихо ответил:

«Он – вы!»

Осмысливать что либо под стрекот «гидов-экскурсоводов» и щелканье затворов цифровиков и мыльниц я совершенно не мог и в этот момент пожалел, что наша с Сережей поездка не пришлась на какой-нибудь дождливый октябрь. В голове невольно возникли строчки одного моего хорошего знакомого, поэта «на всю жизнь», а временно – охранника в эйлатском супермаркете:

Когда придет, та, Болдинская осень,

Кого возьмет в горячечный свой плен?

И до Болдина, и до Эйлата было далеко, далеко было и до Царицына – цели нашей поездки, и совершенно мне было неясно – возьмет ли кого-то «в поэтический плен» приближающаяся осень даже и в Болдино.

В современной Руссии с осенью чаще ассоциируют не поэтические грезы романтической Европы XIX века, а, скорее, прагматические устремления Америки века XX: «цыплят по осени считают». Счет «цыплят», «лимонов», «арбузов» и, конечно, «азиатов» стал явственно слышен не только на «торжищах», но и «в храмах Искусства». А когда говорят деньги – Музы молча снимают хитоны. Как говаривала незабвенная служанка Прони Прокоповны: «Барышня легли и просят…»

Побродив по усадьбе и деревне, полюбовавшись разноцветьем полевых цветов – пестрыми венчиками грубых васильков с их необыкновенно богатой раскраской, островками почти столь же пестрой «Иван-да-Марьи с пострелятами», двуцветными одуванчиками с яркой неоловой сердцевинкой, порханьем бабочек (особенно много было почему-то лимонниц, причем преобладали самки – или мы просто не видели самцов с их гораздо более темными крылышками?) мы сфотографировались у знаменитой калитки, где «девушка в белой накидке сказала мне ласково: „Нет!“» и отправились дальше…

В ходе нашего путешествия у меня оказалось достаточно досуга, чтобы подумать о странных событиях последнего времени. Особенно плодотворной оказалась та прекрасная ночевка в стогу под Воронежем.