Три выбора

22
18
20
22
24
26
28
30

Но это все «общие впечатления» о городе. Тем более, что и для Лавентинова не родного – он из другой окраинской столицы. Да и встреча наша была короткой и достаточно формальной. Запомнил я только эмоциональное выступление Лавентинова на каком-то заседании, посвященном «альтернативной истории», на которое меня каким-то образом занесло. Собралось довольно много «альтернативщиков», но, насколько я понял, никто из них ничего не слышал об Эверетте. По приезде в Моркву я написал Лавентинову письмо, в котором и задал несколько вопросов о «теоретической базе» альтернативной истории в понимании ее практических деятелей – писателей.

И вот теперь получил ответы на них. В самом главном я оказался прав – эвереттика пока оставалась для них «тера инкогнита». Вот что пишет мне Лавентинов: «Об эвереттике как таковой я до Вашего письма не подозревал, но что мешало мне прийти к аналогичным выводам самостоятельно? Тем паче я худо-бедно историк. По-моему, так и получилось. Поэтому эвереттика не вызвала у меня ни отторжения, ни особого удивления. И так бывает. И этак тоже».

Понятно. Для 99 % жителей Земли с точки зрения их практических нужд и деятельности совершенно все равно, стоит ли она на трех слонах и черепахе, являет ли собой центр коловращения светил – Солнца, Луны и «сферы неподвижных звезд», или как рядовая планетка крутится вокруг Солнца, увлекаемого в свою очередь вихрем галактического вращения…

Но в таких вопросах совершенно неважно ощущение большинства. Большинство и Зворыкина от Зорькина вряд ли отличает, но телевизор смотрят все! Важно то, что для 1 % (а, может, и чуть больше?) это – не пустой вопрос. И то, что Лавентинов «нутром» дошел до близкой к эвереттике точке зрения – тоже не пустяк! Значит, она отражает столь очевидные для мыслящего человека вещи, что и без «математической оболочки» легко «принимается внутрь»…

Далее Андрей Леонтьевич так комментирует мое предположение о том, что, например, по одной монете 1686 года, найденной в культурном слое XII века, или по одному автографу Пушкина 1841 года можно считать экспериментально доказанным эвереттическое явление склеек реальностей: «Никто одной монете не поверит – если она не в мощном „контексте“ иных источников. И рукописи не поверит тоже. Между прочим, „Слово о полку“ – обычная подделка и все (специалисты) это знали с самого начала. И что?».

Здесь я должен согласиться. В подавляющем большинстве не поверят. Но уж в вопросах веры это – вообще не аргумент. В бога Вицлипуцли не верят гораздо больше, чем 99,99 % людей. Но можно ли на этом основании делать логический вывод о том, что такого бога нет?

Вместе с тем мы оказались полными единомышленниками в вопросе о состоянии «официальной науки»: «Насчет „официальной науки“ – разговор длинный. Мне кажется, что она сейчас подобна Церкви в 18 веке – застой, кризис, стагнация, догматика. И дикое самомнение. Научное познание – только ОДИН ИЗ способов познания мира, тем паче, не панацея и (еще тем паче) не самоцель. Ученые во многих вопросах столь же ограничены, как и жрецы. Кастовое мышление!»

Краткая и точная характеристика. Но разговор об этом действительно «длинный» – тут очень важны «нюансы». Вот, например, попалась мне тут в рассылке «Обзоры препринтов astro-ph» Сергея Попова такая рецензия: «Я перевел expectation bias как эффект ожидания. Возможно, что это не лучший вариант перевода, но, на мой взгляд, он передает суть. А суть в том, что, проводя эксперимент, нацеленный на получение некоторого ожидаемого результата (следующего из строгой теории, или просто из предрассудков), экспериментаторы зачастую именно этот результат и получают в результате какой-то ошибки. Ошибка не обнаруживается быстро, т. к. экспериментаторы оказываются удовлетворенными результатами опыта, находящимися в соответствии с ожиданиями». Это, конечно, «тонкость», но «тонкость» системная, присущая всей парадигме «официальной науки» и зря Сергей маскирует проблему, говоря что «ошибка не обнаруживается быстро», тем самым подразумевая, что она все-таки обязательно обнаруживается. Кто «копал» первоисточники под этим углом зрения хотя бы лет за сто?…

А вот ещё одно очень любопытное высказывание Лавентинова: «О Фоменке. Тут не надо путать теплое с мягким. Историки исследуют НАШЕ (нас, реальных, сегодняшних) Прошлое – это и есть „поле битвы“. За иные „Прошлые“ они не берутся – не их хлеб. Ветвлений-ответвлений Истории может быть даже додекальон с нональоном, но разговор-то идет только об одном, нашем варианте. Вот тут и пляшем. И тут Фоменке ловить нечего. Подумаешь, „Альмагест“! Я находил в древних слоях (хоть скифских, хоть римских) такое! Скажем, современную сковороду или пивные бутылки. И что, станем пересматривать всемирную хронологию? Такие деятели тоже есть („секретная археология“, гвоздь в юрском периоде). Вот если наткнуться и в самом деле на нечто совершенно необъяснимое, это да, тут можно подключать хоть анти-Оккама, хоть Тейяра де Шардена. Но сначала пощупать бы как следует».

Обязательно нужно развить эту тему в дальнейшей переписке. А ее хотелось продолжить, поскольку я вижу – «все совершается как надо, хоть и не сразу…». Сам же этот пассаж, по-моему, являет пример перепутывания «теплого с мягким». Но для этого, прежде всего, нужно разъяснить Андрею Леонтьевичу понятие эвереттовских склеек. И после этого он должен осознать, что именно из-за «нональона» ветвлений и склеек у нас нет единственного прошлого! А то, что пивные бутылки у скифов были и гвозди в юрском периоде наличествовали – важное свидетельство Лавентинова как профессионального историка.

Не знаю, право, что же ещё нужно найти, и как следует его «пощупать», чтобы обратить в эвереттическую веру «исторического Фому»? Может, откопать в какой-нибудь пещере ещё не умершего Христа? Так ведь найденную живую плоть поместят не на престол Собора Святого Петра, а в какую-нибудь комфортабельную палату номер 118 клиники профессора Стравинского.

И единственное, что изменится в этом мире, будет вразумление какого-нибудь журналиста, пишущего на «научные темы» и пробравшегося по балкону в эту обитель с целью взять сенсационное интервью.

Я так и вижу, что журналист, ну, скажем, по фамилии Леснов или Подлесков – неважно! – стоит перед «пациентом» и между ними происходит знаменитый диалог:

– Хороши ваши статьи, скажите сами?

– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнесет Леснов.

– Не пишите больше! – попросит «пациент».

– Обещаю и клянусь! – торжественно произнесет Леснов.

И будет свято выполнять эту клятву «всю оставшуюся жизнь», максимум, в чем давая себе послабление, это пописывание время от времени эссе на темы профессиональной журналистской этики с покаяниями перед пострадавшими от его пера согражданами. Правда, изредка он все-таки нарушает обещане и, не подписывая своих статей (максимум – обозначая авторство инициалом), пытается помочь чему-то действительно новому пробиться в «официальную науку»…

На всякий случай я проверил почтовый ящик. И не зря! Только что пришло письмо от Изи Кацмана, моего давнего знакомого. Пишет он редко, но никогда попусту. На сей раз Изя просто прислал цитату из газеты:

«РГ: Раз уж пошел такой разговор, скажите, на кого из семьи был похож Аркадий? Иосифов: Если судить по фотографиям, на своего дядьку Арона, который был командиром красного партизанского отряда во время Гражданской войны и погиб под Севском. Одно время, рассказывали, в Севске даже была улица имени Арона Иосифова». Руссийская газета, № 191, 30.08.2005.