Аполлоша

– А вы эксперт в этом вопросе? – спросил Нагибин с легкой иронией в голосе.

– Профан полный. Но они, вероятно, думают иначе. Может, позвонить им, сказать, чтобы не приходили?

– Зачем же? Пусть заглянут. Мы с ними поговорим.

– Мы? – в изумлении протянул Гоша.

– Почему бы и нет? Полагаю, кто-то из них может быть носителем ценной для нас информации. Придется сообщить им об исчезновении вашего друга. Разумеется, без лишних подробностей. Просто зашли к нему, увидели следы борьбы, разволновались, тотчас наняли частного детектива, милицию тревожить не стали. Если поклянутся молчать – не подведут?

– Нет, конечно. Правда, Костик в определенных обстоятельствах может проявить бесхитростность – я же рассказывал…

– Да-да, синдром Аспергера, помню. Ну ничего, рискнем. Перезвоните ему сейчас, уточните, когда прибудут.

Утист ответил, что в семь вечера, но один. Потом объяснит почему.

У Нагибина было еще пять часов. Он уехал к себе, чтобы начать работать. Для него это означало (в ситуации со многими неизвестными) – сесть за стол, чертить на листке бумаги произвольные фигурки и закорючки, думать: делать предположения, порой фантастические, выстраивать логические связи и даже невероятные гипотезы, пытаясь «танцевать» от очевидного.

«Итак, что мы имеем? Прежде всего, смиряемся с невозможным: бронзовая статуэтка оказалась сверхъестественным источником информации. Вот бред, а! Хорошо, смирились… Она обогатила потомка того человека, который давным-давно привез ее из Греции. О ее запредельных, паранормальных свойствах знали только двое. Зато ее художественная ценность привлекла внимание некоего эксперта, вероятнее всего – мошенника и спекулянта. Может быть, связан с теневыми дельцами антикварного рынка. Этот армянин из салона «Наследие» запал на предмет.

О"кей. Допустим, Оболонскому не померещилось, в машине был именно армянин, и сидел в ней не случайно. Но почему следил с таким опозданием? Спохватился? Чушь. Эти впиваются, как голодные вампиры. Стало быть, Оболонского тогда действительно не отследили. По его же рассказу, он что-то почуял и быстро сел в такси. Потеряли. Лопухнулись. Стали искать, а как? Он хвастался другу Георгию, что назвал ложное имя-отчество. Человек частный, одинокий. Не факт, что москвич. Даже если фото с камер наблюдения размножили – по базам не пробьется, если с криминалом не связан. Хрен найдешь.

О"кей. Дальше прошло почти девять месяцев. Давным-давно не искали. Не идиоты же, и не сошелся на этом бронзовом божке свет клином. Мало ли ценной старины! Разве что ценности эта статуэтка исключительной и пройдоха-антиквар как-то просек. Но за это время сто раз могла уйти на рынок, или в другой магазин, или в музей, или остаться в закромах у хозяина, который уехал или даже умер. Как обнаружили? Только случайно. И совсем недавно. Антиквар его на улице заприметил, отследил подъезд, привлек подельников.

О"кей. Почему не вскрыли квартиру в отсутствии хозяина? Логично: если бронза там – натянули маски, тюкнули по башке, ограбили, ушли. Если нет, утюг на живот – говори, падла, где, иначе зажарим. У этого эксперта в распоряжении наверняка «солдаты»-бандюги. Итак, вошли, возня (вазу разбили, осколки на полу) – кляп в рот, связали. Бога Аполлоши, как Георгий его называет, нет. Дальше – утюг, щипцы – ногти драть, ствол в глаз и так далее, пока не расколется. Игнатий не выдержал: судя по рассказу друга – не Рембо. Выдал Георгия и, что дома его нет, тоже сказал. Те поднялись, отмычкой вскрыли, взяли Аполлошу, и привет.

А вот тут вопросы… На кой им хрен полковник? Зачем сперли полковника? Прикончить могли на месте. Зачем такой риск – тащить по лестнице, на улице светиться? Нескладушки…

И наконец… Маску один из них оставил, забыл – ежику понятно. Почему медицинская? Что, на профессиональную грабительскую, чтоб с прорезями для глаз, воображения не хватило? Может, и халаты были белые, и перчатки, и стетоскопы на шее висели? Под врачей косили? Тогда не хватает кареты «скорой». А может – была. Получается: армянин сидел в машинке «ауди», бандиты – в карете. На ней и увезли зачем-то несчастного мужика. Еще раз – зачем? Бронза при них. Как-то узнали про волшебство? Исключено. Узнали про феноменальную везуху на бирже? Сам Игнат рассказал? Нереально, потому что его об этом спрашивать не могли. Тут нужно куда больше времени, и допрос под гипнозом или «сывороткой правды.» Нет, отбрасываем. Затык.

Мои действия. Первое: визит к антиквару в «Наследие» в лучшем костюме, с золотым перстнем отца, знакомство, интерес к очень дорогой старине, золоту, фарфору или… бронзе. Словом, наживка. Посмотрим… Второе: опрос жильцов квартир окнами в переулок, не видал ли кто «скорую» вчера днем. Жаль, жильцов-то раз-два и обчелся. Третье: задействуем Мишку, пусть пробьет «скорую» по угонам. Четвертое: правильно поговорить с их общей теткой– любовницей и этим парнем-аутистом, вдруг сам Оболонский кому-то из них спьяну ляпнул по секрету про Аполлошу?

Пока все. Не густо. Ладно, пора. Звоним Мишке и погнали на место преступления».

Глава седьмая. В гестапо

Игнат очнулся в узком помещении без окон. С потолка падал скудный свет лампы, защищенной решетчатым «плафоном». Три сырых цементных стены, железная крышка люка в потолке, к которой вела деревянная лесенка, грубо сколоченный стол и табуретка – полное ощущение тюремной камеры или подвального узилища. Только четвертая стена была «украшена» большим ковром грязно-бежевого цвета. Под ним Игнат и обнаружил себя на довольно широкой, мягкой кушетке, застеленной чистым синим бельем.

Тяжелая зачумленная голова и давящая сонливость не давали вспомнить, как он здесь оказался. Однако богатая практика многосуточных пьяных перемещений и пробуждений неизвестно где предотвратила даже изумление, не то что испуг. Оболонский закрыл глаза, вознамерившись спать дальше, но дико пересохшее горло и боль в области шеи не дали отключиться. Он заставил себя испытанным приемом резко потереть уши и виски, несколько раз по-боксерски выбросить вперед руки, сжатые в кулаки, и рывком сесть в постели, не открывая глаз.