Аполлоша

Глава вторая. Идея, родившаяся в кошмаре

Ведро холодной воды привело Игната в чувство. Он распластан был на цементном полу своей камеры. Дикая боль ощущалась по всему телу – от вспухших ног, намертво перемотанных капроновой веревкой, до плечевых суставов – Здоровяк заводил ему почти за голову связанные за спиною руки, имитируя дыбу. У него был разбит нос, затек глаз. Но сознание потерял, зайдясь в зверином хрипе, когда Лопоухий, крепко прихватив кисть его руки, деловито вонзил под ноготь толстую швейную иглу, а за ней и другую, в тот же безымянный палец, до корня. И теперь, захлебываясь кровавыми соплями, он нестерпимо страдал именно от этих садистских игл, выпиравших из-под кровоточащего, вспухшего, бордового пальца.

Он взвыл, ощутив еще более острую боль, когда Лопоухий выдернул обе швейные принадлежности, самодовольно крякнув в унисон отчаянному вою. Кровь хлынула обильнее.

Сквозь слезы и полуобморочный туман Оболонский различал две фигуры, склонившиеся над ним. Острый дух нашатыря отбросил голову назад, что вызвало очередной болевой удар в область затылка, отдалось в спине.

Он близок был к безумию, и голос, раздавшийся совсем рядом, показался глухим, словно потусторонним.

– Очухался, партизан-герой? А я ведь предупреждал! Вот чудак: готов калекой стать, сдохнуть в мучениях, а за что? Деньги твои никто не отнимает, рубить капусту дальше никто не запрещает. Поделись методом своим с ближним и живи как король. Еще Лившиц говорил: «Делиться надо».

Раскатистый смех в две глотки пронзил почище пыточной иглы, швырнул еще глубже в черную прорву отчаяния.

– Ладно, полежи тут в собственном дерьме и кровище, малек подумай, а мы через полчасика вернемся. Ты нам все расскажешь, а мы тебя умоем, раны обработаем, вкусно пожрать дадим, водочки нальем, вместе выпьем за удачу нашего общего дела, закорешимся, и домой поедешь, баиньки, – он смутной памятью различил интонации Руслана, ломавшего ему руки.

Хлопнула крышка люка. Он лежал, задыхаясь от боли и рыданий, с жадностью глотая смрадный воздух, насыщенный его же миазмами.

Внезапно отчаянная досада вытеснила боль:

«Аполлоша предал, обманул?! Внушал, что все сбудется. Вел к несметному богатству, а привел… в пыточный подвал. За что? Будь проклят тот миг, когда я стащил с антресолей эту злосчастную статуэтку! Предок выкопал ее в чужой земле и украл. А на меня обрушилась месть таинственных древних сил. Тех, что управляют духом, спрятанным в бронзовой оболочке. Наверно, над ним есть другие боги – всесильные. Или… все проще? Черт побери, все проще! Это расплата за предательство. Я предал память ребенка моего и жены. Аполлоша повел к деньгам, чтобы мог я заплатить за месть. А я? Про что стал думать, о чем размечтался? Богатство на старости лет. Вилла у моря, сытая жизнь. Гошка с толку сбил: «…здравый смысл, чувство реальности…» На кой хрен, если совесть болит, сердце свербит каждый день, когда на фото их смотрю. Сам я во всем и виноват».

Но дальше смутная мысль его обратилась туда, куда и должна была: к поиску выхода, спасения, избавления, свободы. Он смог осознать ужасное: если не найдет этот выход, ад продолжится, и он не вынесет, он умрет. Впрочем, может оно и к лучшему. Чем так мучиться…

Он не знал, сколько прошло времени, когда его зачумленный мозг посетила идея. Подлая, опасная, но дающая шанс.

«Прости, Гошик, но ты хоть будешь знать, что я жив. Прости, у меня нет другого выхода!» – мысленно покаялся несчастный Игнат.

Здоровяк и Лопоухий спустились, когда он проворачивал в уме свой план, как грубый сухой шмат говядины в допотопной мясорубке.

– Ну как, Штирлиц, будешь объяснять, откуда отпечатки на чемодане радистки Кэт, или дальше тебя кромсать? – с бодрой улыбкой вопрошал Руслан, судя по всему, большой любитель и знаток телевизионного фольклора.

– Я все скажу, – выдавил из себя Игнат, подняв глаза, кроваво-красные от слез и боли.

– Вот и молодец! Валяй! Только внятно и без туфты, понял?

– Мужики, я покажу, как это делается. Все увидите сами. Для этого нужен Интернет с программой, которая дает возможность играть на бирже. И один прибор, совсем маленький. Это изобретение одного гениального человека. Прибор вмонтирован в статуэтку греческого или римского бога. Я не знаю, как он действует, клянусь вам. Его не видно, и достать его нельзя, он залит в бронзу, как в оболочку. Но если вы дадите мне компьютер с программой и поставите передо мной эту фигурку, я буду выигрывать для вас деньги. Все время выигрывать. Чем больше ставка, тем больше выигрыш. Я не проиграю никогда. Так было почти год. Я снял с биржи миллионы, вы ведь знаете. Так и будет. Там сейчас на счете копейки – тысячи две. Но для примера хватит. Потом доложите, я доверенность дам. Я докажу вам прямо здесь, у вас на глазах. Если обману, вы сможете запытать меня до смерти или просто убить. Но я говорю правду, я докажу. Привезите мой компьютер. И сразу предупреждаю, чтобы потом не обвиняли: это штука настроена только на меня, на мои биотоки. Научить вас или перестроить его я не могу. Лучше тогда сразу убейте меня.

Бандиты переглянулись. «Руслан» (мы-то знаем его как Босю) взял Игната за волосы, близко притянул окровавленное лицо к своему и прошипел: «Смотри, боров позорный, если гонишь, я тебя живьем зажарю! Компьютер при нас – мы же не мудаки. Мобильный Интернет организую – не проблема. А где эта херовина?»