— И что? — уже зная ответ, произнес Курт тяжело.
— И еще этак через годик новый заказ — этого попросту прирезали на улице; потом магистратские сказали, что — мол, бывает, нечего среди ночи шляться по улицам, добрые люди в такое время дома сидят и ко сну готовятся… Вот так. А когда помер ее последний хахаль, мы подумали — то ли денег пожалела, то ли не доверяет больше; но — нам-то как-то похрену. Сама так сама. Отравила, да? — с интересом спросил Финк и тут же замахал руками: — Нет-нет, молчи, Бекер, не говори, знать не хочу… Ну, а потом ты стал этим хахалем интересоваться, у всех спрашивать, потом арест этот; ну, мы и подумали: одно дело кровь пустить, а уж порчи всякие и волшба — это, брат, совсем другое.
— Значит, Филипп Шлаг тоже был из числа любовников графини? — уточнил Курт; головорез покривился:
— Знать не знаю, как его звать. Университетский секретарь.
— Ясно…
— Знаешь, — продолжил Финк несколько смущенно, потирая ладони одна о другую, — я ведь хреновый христианин; сам понимаешь… Ну, там, «не укради», «не убий» и все такое; «жена ближнего», осел и кошелек его… Только ведь это все не то. Я ведь вот тут где-то, — понизил голос Финк, похлопав себя по груди, — понимаю, что грехов на мне уйма, и душа, как головешка, но я в колдовские делишки не мешался никогда и не собираюсь с ними иметь ничего общего. Это уже серьезно, понимаешь? Было б просто смертоубийство, вел бы расследование магистрат — я б тебе слова не сказал. Подельника или даже заказчика раскрывать вот так вот — это последнее дело. Я тебе ведь правду говорил, кроме шуток — должность я твою уважаю, Бекер, и все вот это рассказываю только потому, что дело ведет Инквизиция, что дело потустороннее. Понимаешь?
— Да, Финк, — серьезно кивнул Курт. — Прекрасно тебя понимаю.
— Я так разумею, что тебе бы, наверное, свидетель был бы нужен, только тут уж — извиняемся, Бекер, не взыщи. Не пойду. Да и не станут меня слушать, даже если и пошел бы. Ты, конечно, можешь устроить облаву, выловить меня и силой притащить…
— Могу, — тихо отозвался Курт, повернув голову к бывшему приятелю и увидев, как напряглись узкие плечи, а рука двинулась по бедру — к ремню, за коим пребывал в готовности самодельный нож. — Но не стану.
— По старой дружбе? — криво усмехнулся Финк, сдвинув руку ближе; он пожал плечами:
— По старой дружбе. А к прочему — ты прав, слушать тебя не станут. Единственное, чего я добился бы — твоей казни за убийства студентов.
— Я, разве, о себе что говорил? — отвел взгляд тот, вновь убрав руку на колено. — Я о своем приятеле.
— Да брось ты, Финк, — вздохнул Курт тяжело. — С кем говоришь-то, помнишь? Я ж тебя знаю.
— И что ж ты — так вот никому и не расскажешь? — с сомнением уточнил бывший приятель. — Не сдашь властям?
— Не сдам, — подтвердил он. — Во-первых, ни к чему это. Настоящий виновник — это заказчик, точнее, заказчица, а она все равно останется чистой. Во-вторых… Может, недавно еще я и колебался бы, а сейчас знаю, что не всегда все в жизни получается сделать правильно, не оставив при этом в душе сомнений…
— Вот черт! — нервно засмеялся Финк. — Правильный Бекер; глазам и ушам не верю. Ты ж таким зверенышем был — я думал, матерая псина вырастет.
— Псина и выросла.
— А, вроде «пес Господень», да? Я, типа, юмор оценил, ага. Не, — уже серьезно перебил сам себя Финк, — я тебя понял. Покаяние в прошлых грехах, блюстительство души — это ничего, можно. При твоей должности положено. Каждый должен соответствовать, согласен? Ежели ты монах, будь любезен не шастать по девкам и в пост не жрать строганину под кроватью в келье. Ежели герцог — не будь свиньей. А инквизитору полагается быть чем-то промеж того. Чтоб и о душе думал, и о Боге, и о людях.
Курт усмехнулся, качнув головой:
— Знаешь, Финк, от тебя я услышал, наверное, самое правильное определение нашей службы… Не беспокойся, — произнес он успокаивающе, заметив, как тот, чуть отодвинувшись, покосился в темноту. — Завтра утром я не передумаю. Тебя не тронут, я никому не скажу, с кем именно говорил.
ebooksa