— Ущипните меня, — с преувеличенным изумлением прокомментировал Ланц; Курт поморщился:
— Дитрих, я серьезно. Для меня это проблема… Мне весьма мало известны, так сказать… принципы того,
— Короче, — поторопил его Ланц; он кивнул:
— Да… До сей поры, видишь ли, мое общение с высшим обществом ограничивалось беседами с провинциальным полусумасшедшим бароном; чисто в теории я знаю, что на наши вопросы обязан ответить хоть сам князь-епископ, однако же вполне отдаю себе отчет и в том, что мое неверное поведение может выйти боком нам всем…
— Еще короче, абориген; я тебя что-то не пойму.
— Хорошо, — решительно кивнул Курт и договорил уже на одном дыхании: — Мне стало известно, что графиня Маргарет фон Шёнборн почасту общалась с кёльнскими студентами, в том числе и с покойным Филиппом Шлагом; поэтому мне пришла в голову мысль задать ей пару вопросов. Но я не знаю, насколько мне можно быть настойчивым в этом отношении и…
—
— Ты что, спятил? — вырвалось у него не слишком обходительно; сослуживец рассмеялся, подмигнув Ланцу.
— А я-то думал — почему он так за это дело уцепился; оказывается, чтоб изыскать законный метод подкатить к нашей прекрасной госпоже! Ай да академист, вот это мозги; мне этого в голову не пришло…
— Неправда! — возразил Курт, чувствуя, что теперь уже бледнеет и злиться начинает не на шутку — отчасти на Райзе, отчасти — на себя самого, понимающего в глубине души, что в словах старшего есть немалая доля истины. — Все не так!
— Густав, утихни, — оборвал Ланц сослуживца, едва успевшего открыть рот для очередной шпильки, и воззрился на Курта непонятным взглядом — он так и не понял, придирчивым или понимающим. — Ты серьезно, абориген? Собираешься допрашивать племянницу герцога?
— Не допрашивать, Дитрих; у меня ведь нет никаких подозрений, никаких претензий или обвинений, просто она еще один свидетель, знавший покойного лично… — Курт поднял глаза к лицу Ланца, силясь понять, есть ли во взгляде старшего хоть тень насмешки; сослуживец был серьезен, и он с облегчением перевел дух — принужденные оправдания сбивали его с мысли и начинали вызывать в себе самом невнятные сомнения. — Всего пара вопросов — насколько хорошо они были знакомы, не откровенничал ли он с ней…
— Есть причины так думать?
Курт неловко дернул плечом, тут же кивнув, и пояснил негромко, снова отведя взгляд в сторону:
— Не могу сказать в точности; скорее, лишь некоторые подозрения. Но, Дитрих, когда я только просил о начале самого дела, у меня тоже не было ничего, кроме подозрений, однако же…
— Ну-ну-ну, — нахмурился тот, — только не надо теперь каждую бочку затыкать твоими прозрениями; в твоих бумагах об особых способностях ничего не упомянуто, посему от тебя я буду требовать того же, чего от меня потребует Керн — явственных и вразумительных обоснований.
— Значит, — ощутив, как сердце падает вниз, уточнил Курт, — ты бы мне советовал… не говорить с ней?
— Нет, это так, к слову, — отмахнулся тот. — Ничего необычного в этом нет; просто не наглей и чрезмерно уж прямо не подкатывайся.
— Дитрих! Я не…
— Да-да, — оборвал Ланц. — Разумеется.