Стезя смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

— Голова болит, — нехотя отозвался Курт, мимовольно прижав ладонь ко лбу. — Зачастую бывает. Не обращай внимания, этому ничто не поможет.

— Ну, вот еще! — категорически воспротивилась Маргарет, двумя легкими движениями стряхнув башмачки, и свободно, как девчонка, вспрыгнула на кровать, хлопнув ладонью по покрывалу рядом с собою. — Идите-ка сюда, майстер инквизитор, я над вами немного поколдую.

— М-м? — улыбнулся Курт заинтересованно, с готовностью примостившись рядом. — Это любопытно; теперь это так называется?

Маргарет шлепнула его по рукам, нарочито сурово насупившись, и с неожиданной силой развернула к себе спиной, усевшись позади него на коленях.

— Для служителя Конгрегации ты просто бессовестно непристоен, — строго выговорила она, прижав тонкие пальцы к его вискам и лбу, и уже от одного лишь этого злополучная боль пусть не ушла, но словно утихла, отдалившись, затмившись прикосновением этих рук. — Да будет тебе ведомо, что общение со слушателями медицинских факультетов, — известила Маргарет, мягко массируя его виски, — приносит некоторый прок. В отличие от моих товарок по сословию, я умею не только щипать корпию и перевязывать уколотый иглой палец, и знаю не только лишь о том, что дурное расположение духа есть повод к падению в обморок. Я, господин дознаватель, знаю еще и то, что боль в голове человека возникает при потере крови (это твой случай) от того, что кровь в сосудах начинает струиться медленнее, не достигая необходимого давления, либо же, напротив, как при сильном утомлении (это тоже касается тебя), устремляется скорее, давя на стенки; и в том, и в другом случае облегчение настает, если слегка размять сосуды — как обыкновенно разминают мышцы, потягиваясь со сна или после физической нагрузки.

— Как интересно, — подал голос Курт, прикрывая глаза, словно пригревшийся у очага пес, прислушиваясь к блаженному теплу, рождаемому касанием ее пальцев. — Только, сдается мне, госпожа фон Шёнборн, все зависит от рук, которые это совершают.

Пальцы на его лбу на миг застыли.

— Это в каком же смысле?

— В том, что, будь на твоем месте матерый костоправ или уродливая кривоносая старуха-лекарка, навряд ли эти ухищрения помогли бы с тем же успехом.

— Льстец…

— Может, — предложил Курт, перехватив ее за запястья, — лучше разомнемся вместе?

— … и хам, — докончила графиня со смехом, не слишком настоятельно пытаясь высвободиться из его рук.

***

В этот раз он пробудился рано и ушел еще на рассвете, направившись от каменной ограды прямиком к небольшому домику в трех улицах к югу. На его настойчивый стук дверь отворилась не сразу; лишь через минуту на пороге объявился неживой Ланц, глянувший на раннего гостя сперва непонимающе, после — удивленно и, наконец, почти свирепо.

— Absis[92], — хрипло со сна велел он, открещиваясь; Курт улыбнулся:

— И тебя с добрым утром.

— Абориген, я все понимаю, — высказал Ланц недовольно, потирая глаза, все еще суженные в напухшие щелки. — У тебя весна, юность, гумор бродит, семя в череп бьет; но я-то тут при чем! Дай старому больному человеку принять до конца свой заслуженный отдых!

— И чем же ты его заслужил, грешный бездельник? — возразил Курт, грудью вдвигая сослуживца внутрь и прикрывая за собою дверь. — Солнце встает, Дитрих, работать пора.

— Какая, к матери, работа?! Гессе, я тебя по-человечески прошу — исчезни, дай поспать…

— Охрана в комнате Рицлера все еще стоит? — спросил Курт, проигнорировав просьбу; Ланц глубоко зевнул, захлопнув рот с лязгом, и кивнул:

— Стоит. Это все? Всего хорошего, было приятно тебя повидать в пять утра…