В скверном настроении мы одолели путь от новостроек до центральных кварталов микрорайона. Был уже первый час ночи, когда Глотов завел меня, дрожащего словно в приступе эпилепсии, в подъезд, растер заботливо шарфом лицо и руки, и мы поднялись на четвертый этаж.
Звонок у двери моей квартиры снова нажал Пашка. Слушая приближающиеся шаги, я спрятался за его спиной.
Зинка дверь открыла не сразу: посмотрела в глазок, повозилась с неисправным замком, потом выглянула и сказала:
— Чего тебе Глотов? Время знаешь сколько или совсем глаза залил?
— Зин, ты это… только не серчай, — Павел, переминаясь с ноги на ногу, улыбнулся со всей возможной дружелюбностью. — Не серчай и не бойся. Хорошо? Я тут твоего привел. — Он поймал меня за воротник и вытащил на всеобщее обозрение.
— Моего?! — Она застыла, открыв рот и хлопая накрашенными ресницами. — Ты рехнулся вконец! Я по Африке не гуляла даже во сне!
— Да твой это! Твой! — продолжил убеждать Пашка. — Ты на внешность не смотри. Душа-то родная. Вот забирай, пожалуйста. А лучше нас двоих — на кухню чайком горячим отпаивать.
— Глотов! Ты с ума сошел! — Зинка в сердцах топнула ногой. — Не надо мне негритят! Да еще таких уродов! У него что скарлатина? Чего он в зеленке? Чего он таращится на меня, как идиот?!
— Ну что там у вас? — раздался из-за ее спины до жути знакомый голос, через мгновенье я увидел самого себя в махровом халате и с очень странной, ехидной улыбкой на лице.
— Сережа… — только и смог выговорить Глотов.
Пакет с пивом едва не выскользнул из его рук. Я почувствовал, как мой друг теряет равновесие.
— Ты, Пашшша, в такое время сюда больше не захаживай. Не надо, — как-то недобро произнес субъект в махровом халате. — И вообще не надо. Я человек семейный, и мне лишних проблем не хочется.
Зинка расплылась в сладкой улыбке, с восторгом посмотрела на второго «меня» и чмокнула в щеку.
— Паш, идем отсюда! Идем! — Поняв все, я взял Глотова за рукав и настойчиво потянул за собой.
Он почти не сопротивлялся, переставлял ноги по ступенькам и бессвязно бормотал:
— Ты, Пашшш… Я, Сережжж…
— Паша, друг мой! — сказал я, когда мы опустились на первый этаж. — Сядь! Вот сюда сядь! — Я подвинул к нему ящик, стоявший в углу. — Послушай внимательно: тот, который с Зинкой, он — не я. Понимаешь?
— Понимаю, — Пашка кивнул и зашуршал полиэтиленом, извлекая бутылку «Оболони».
— Слушай дальше: я — настоящий Сергей Томин. Самый настоящий. А тот, что с Зинкой — это сам Крюбрам или кто-то из его подлейших соратников.
После этих слов Павел внимательно посмотрел на меня, и взгляд его прояснился.