…А страшное было воспитание!.. На троне были немцы, около трона — немцы, полководцами — немцы, министрами иностранных дел — немцы, булочниками — немцы, аптекарами — немцы, везде немцы до противности. Немки занимали почти исключительно места императриц и повивальных бабок».
«Ольденбург — один из крупных городов Германии, расположенный в Нижней Саксонии. Его население составляет 160 тысяч человек. Впервые документальное упоминание города появляется в 1108 году, когда первым известным графом Ольденбурга становится Эгильмар. Политическая власть графов Ольденбурга была очень широка. Особую роль в истории города сыграл его правитель Антон Гюнтер, сохранивший нейтралитет во время Тридцатилетней войны. После его смерти Ольденбург отошел Дании, а после — Франции. Уже в 19 веке он вернулся в состав Германии. Сегодня Ольденбург — крупный промышленный центр, чья экономика базируется на автомобилестроении, пищевой промышленности, энергетике. Здесь также развиты полиграфия и информационные технологии. Ольденбург называют также университетским городом, ведь в 1973 году здесь открылся университет, где сегодня обучается около 9500 студентов. Ольденбург может смело гордиться своими достопримечательностями, отлично сохранившимися для потомков города и его гостей. Официальный символ Ольденбурга — башня, построенная в XV веке, но кроме нее в городе еще есть на что посмотреть. Обязательно посетите дворец XVII века с картинами Тишбейна, богатой библиотекой, собранием гравюр на меди и музеем, Музей художника Хорста Янссена, чьи экспозиции рассказывают о жизни и творчестве одного из самых значительных художников Германии послевоенного времени. В прошлом Ольденбург славился своим конезаводом, где разводили лучших скакунов в мире. Памятник жеребцам, возвышающийся на городской площади, где прежде проходили торги, напоминает о породистых животных, которых выращивали и продавали в Ольденбурге…»
Развалившийся на софе Серегин отбросил глянцевый туристический проспект, слишком яркий, слишком красочный, прямо-таки бьющий по глазам. Проспекты им с Олегом купил Вольфрам сразу после того, как они очутились в Германии, в этом самом Ольденбурге.
Как они попали сюда — Серегин не смог бы связно рассказать. Конечно, он уже знал, что «Консультация» владеет техникой телепортирования. Но все произошло слишком уж мгновенно и буднично одновременно. Только что они втроем стояли на площадке, огороженной легкими перилами, в большом помещении, загроможденном какими-то аппаратами и трубами, и напоминающем современную бойлерную, только без вырывающегося местами пара. Потом Серегин услышал голос техника: «Поехали!», И. не успев моргнуть, оказался на обочине широкого, очень гладко и ровно заасфальтированного, шоссе, буквально в пяти минутах ходьбы от города. Города, где все было по-другому, иначе, чем он привык видеть вокруг, и где все это напоминало коммунизм гораздо больше, чем что-либо в стране, славящейся тем, что уже вторую половину века строит его.
Отель, в который привел их Вольфрам, назывался «Hotel Heinemann Wieting Superior», но что это значило, Серегин, изучавший в школе английский язык, и то отвратительно, сказать не мог. По номерам Воьфрам селиться не спешил, усадил их в фойе и ушел, велев «сидеть тихо и не рыпаться». Так началась для Серегина Германская эпопея.
Серегин снова взял проспект, полистал, полюбовался на герб города — нижнюю половину вертикально поставленного овала, на котором была крепостная стена с тремя башенками, А в арочном входе у основания стены виднелось что-то похожее на желтый галстук с двумя красными полосками. Серегин даже предположить не мог, что это может быть.
Он потянулся и посмотрел на часы, висевшие на стене над дверью — зеленые, чуть дрожащие цифры, секунды менялись быстро, минуты, соответственно, в шестьдесят раз медленнее. Было без пяти семь утра. Медленно, медленно тянулось время. Серегин не выспался и потому был хмур и клевал носом, поминутно зевая.
— …получил сведения, что объект будет ровно в полдень в вестибюле «ACARA Das Antares Penthousehotel», — закончил Вольфрам. — Теперь я хотел бы послушать ваши соображения.
Серегин встрепенулся и оторвался от своих сумбурных мыслей. Сегодня все утро он пытался привести мысли в порядок, но это плохо получалось. Собственно, мыслей, мешавших ему заниматься своим делом, было две. Точнее, два вопроса.
На первый, «почему «они» живут лучше «нас»», Серегин уже почти ответил. В принципе, он и прежде знал, что жизнь «за бугром» куда лучше устроена и красивее. Но он не представлял, насколько она лучше. Он словно угодил даже не в двадцать первый, а сразу в двадцать второй век, где техника служит людям на каждом шагу, причем техника без сбоев и даже, кажется, без поломок. В двадцать второй век, где люди — все, поголовно, — приветливые, вежливые и улыбающиеся. Но даже и это Серегин сумел осмыслить и рационализировать.
Но вот был еще второй вопрос, который совсем поставил Серегина в тупик: «если «здесь» живут неизмеримо лучше, то почему мы хотим, чтобы «здесь» стали жить так же плохо, как «там», у нас?» На этот вопрос Серегин ответить не мог.
Прилавки магазинов ломились здесь от товаров, а не от количества, а от их разнообразия. Серегин представить себе не мог, что на свете существует такое количество сортов колбасы, сыра, элементарного хлеба, превращенного здесь в произведения искусства, и всего прочего. И все это в ярких, блестящих пластиковых упаковках, невесомых по сравнению со стеклянными банками, и очень удобных, если сравнить с пропитанной маслом серой оберточной бумагой.
Но бог с ними, с магазинами. В конце концов, обилие товаров на прилавках доступно, наверняка, далеко не каждому. Как говориться, видит око, да зуб неймет. Правда, Серегин до сих пор так и не понял, где они, пролетарии, эти заморенные, забитые, заэксплуатированные люди, которые создают за гроши здешнее богатство и роскошь. Но где-нибудь они должны быть. Просто их наверняка прячут, не выставляют напоказ, чтобы не пачкали окружающее. Какие-нибудь там районы, кварталы или как это у них здесь называется? Так что бог с ними, с магазинами…
Но Серегин не мог объяснить себе другое. Гостиница, где они жили, этот самый «Hotel Heinemann Wieting Superior», поразила его воображение. Аккуратная, изящная, выкрашенная к тому же в яркие, но не аляповатые, «детские» цвета, она казалась игрушкой, мечтой, сказочным домиком феи. Но ведь с таким же успехом, и даже выгоднее, гостиницу, по мнению Серегина, можно было разместить в каком-нибудь небоскребе, каких, кстати, Серегин пока что здесь не видел. Изящество и красота, по мнению Серегина, не служили в данном случае для наживы. Выходит, не такое уж жадное и меркантильное это общество, куда он попал. Скорее уж жадным и меркантильным можно было назвать родное советское общество, где дома были безликими серыми коробками, несущими, и то плохо, чисто функциональные функции, где тротуары с кочками и выбоинами на асфальте были заплеваны и покрыты мусором, люди в плохой одежде все поголовно хмурые, злые, озабоченные, особенно по утрам, когда нужно идти на работу.
Нет, не мог Серегин понять, зачем бы немцам, которым, судя по тому, что он успел здесь увидеть, и так хорошо, нужно бы строить общество по нашему образцу и лишиться всей этой разнообразной красоты…
— Какие ваши соображения? — резко повторил Вольфрам.
Серегин откашлялся.
— Я думаю, — неуверенно сказал он, — э-э… что в вестибюле взять объект не удастся.
— Почему же? — с любопытством спросил Вольфрам, уставившись на него.
ebooksa