Враг невидим

Как действовала, к примеру, Гвиневра? Она возникала посреди спальни и будила её обитателей разудалой песней «Йо-хо-хо и бутылка рома». Те вскакивали с постелей и бросались к ней, движимые естественным детским желанием схватить и рассмотреть. Шаг — и они уже на той стороне. Дальше следует короткая инструкция: «Нечего крутить башками, ничего плохого с вашей комнатой не случилось. Шкаф не открывать, он кусается. Уроков у вас не будет, сидите смирно, чтобы тут без кровопролития у меня!» — и дело сделано, можно переходить к следующей спальне.

Мистер Коулман поступал иначе — объявлял подъём, выстраивал воспитанников в шеренгу и командовал «шаг вперёд». Его в школе побаивались, поэтому слушались беспрекословно.

Бедному же майору Анстетту ни тот, ни другой способ не подходил. Но не потому, что облик его был совсем не таким диковинным, как у феи, и никакого любопытства у детей не вызывал. И не потому, что боялись его меньше, чем сурового школьного смотрителя. Просто он физически не мог перевести на ту сторону десяток человек сразу. Ему требовалось каждого взять за руку, с каждым сделать шаг туда, потом вернуться за следующим… А у оставшихся в это время неизбежно возникали лишние вопросы, кое-кто даже прятался под кроватью или пытался бежать, колотился в предусмотрительно запертую дверь. Конечно, их тоже можно было понять: когда у тебя на глазах, один за другим, бесследно исчезают соседи по комнате, в голову невольно лезут дурные мысли и страхи. Только кому от этого понимания легче?

Фея тоже была недовольна. Жестоко держать несчастных детей взаперти, считала она. По нятно, что снаружи, вне школьных стен их подстерегает смертельная опасность, но внутри-то пусть бы побегали, что за беда?

— Смеёшься, крошка? — возразила Агата. — Дети сильно взбудоражены, нам с мистером Коулманом вдвоём за такой оравой не углядеть. Хочешь, чтобы они разнесли всю школу?

— Вот именно! — горячо поддержал Веттели. — Ведь они, упасите добрые боги, могут сломать авокадо! Хочешь, чтобы меня сжил со света Кит Мармадюк Харрис?

— Всю не разнесут. Сторона-то другая! — возразила ведьме Гвиневра, отчего-то игнорируя и грозного Мармадюка, и его любимое растение. — На неё проецируется только половина вашей обстановки.

— Ну, значит, разнесут половину. Да ещё увязнет кто-нибудь в зеркалах, вызволяй потом. Сама же знаешь, как оно бывает.

— Ты на что намекаешь? Это не я, это моя бабушка… — возмущённо начала Гвиневра, но перебила сама себя, озарённая новой идеей. — Интересно, что ваши пленники станут делать, если у них возникнет нужда?

— Какая? — машинально переспросил Веттели, на мгновение потерявший нить разговора — его отвлекло некрупное серенькое существо, разложившее прямо на полу посередь коридора пасьянс «гарем султана» и увлечённо ползающее над ним, задрав кверху мохнатый упитанный зад.

— Великая либо малая, — растолковала фея, ухмыляясь.

— В кладовой есть вёдра, пустые банки для солений, цветочные кашпо и несколько больших парадных ваз, — заметил смотритель, дотоле в спор не вступавший. — Как-нибудь наберётся по одной ёмкости на спальню. Я позднее разнесу.

Ему тоже отчаянно не хотелось, чтобы дети без присмотра шастали по изнанке Гринторпской школы, ради этого он готов был пойти на жертвы. Обычно к парадным вазам, выставляемым в зале по поводу больших торжеств, воспитанникам не дозволялось даже приближаться, не то что их, скажем так, осквернять.

— Для меня долго оставалось загадкой, отчего большинство человеческих детенышей склонно ненавидеть свою школу, — изрекла Гвиневра с укором. — Теперь я, кажется, начинаю понимать. Если бы кто-то на несколько часов запер в четырёх стенах МЕНЯ… Э-э! Берти, а ты куда собрался? — вдруг заволновалась она.

— На свою сторону, к Эмили. Чего она там одна?

— Не ходи, — фея влетела и повисла прямо у него перед носом, будто желая заступить путь. — Не смей!

— С какой стати? — искренне удивился Веттели.

— Тебе может грозить опасность!

— Какая?!

Гвиневра упёрла руки в боки.