Главный рубильник (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Достаточно раз, чтобы мне это надоело, – ответил Трап.

– Но ты всегда выходил сухим из воды, – продолжила Кафша. – Тебя даже покалечить толком не сумели. Ты можешь сколько угодно сетовать на свое невезение, парень, но все говорит об обратном. Ты ведь пойдешь со мной? Конечно, если не боишься.

– Боюсь, – буркнул Трап. – Как все нормальные люди. Если ты не боишься, Кафша, значит ты и вправду больна. Может быть, я тоже болен. Так многие считают.

– Но не я, – качнула головой за стеклом шлема Кафша.

– Ой ли? – усомнился Трап. – Что ж, давай посчитаем. Три аргумента уже есть? Выходит, я в твоей команде боец, специалист по балкерам, да еще и «Сухой». Статуса любовника для полного комплекта не хватает, ну да ладно. Вдруг и вправду душ принимать вместе с тобой опасно?

– Болтаешь много, – ее голос вновь наполнился сталью. – Ты идешь со мной?

– Да, – выдавил сквозь сомкнутые губы Трап. – Но только потому, что ты срубила тогда меня в раздевалке. Уверена, что остальная троица тебя не подведет?

– Увидим, – ответила Кафша. – Ты ведь прав, Трап. Бояться есть чего. Или мы Армика, или он нас.

Страх был чем-то вроде черной воды в темной пропасти. Ты сам – шнур, прочный трос, натянутый между скалами. Стоит чуть ослабнуть, и поганая вязкость захлестнет тебя. Это не значит, что ты должен жить со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами, наоборот, легкость, расслабленность необходима, но страх должен плескаться в отдалении. То, что ты его слышишь, уже достаточно.

Отец учил этому Трапа, пока тот не забрал самовольно файлы из престижного колледжа и не отдал их в школу пилотов. Но еще до того дня, когда упрямый мальчишка отправился в свободное плавание, Трап успел задать отцу несколько вопросов. Главным из них были два. Первый касался тех, кого страху удалось захлестнуть. Что стало с ними? Отец, сидевший в удобном кресле на веранде особняка, отложил свежую хрустящую газету, вгляделся в море, раскинувшееся от черных скал и белых пляжей до горизонта, и сказал:

– По-разному. Большинство тонет, гибнет в страхе. Некоторые превращаются в пресмыкающихся в нем. Но есть и те, кто сами становятся страхом. Собственно именно ими эта пропасть и полнится.

– А ты? – мальчишка опустился на мраморные плиты рядом. – А ты натянут или уже нет?

– Уже нет, – медленно проговорил отец. – Но я не захлестнут страхом. Считай, что я свернул свой трос и оставил его на одной из скал.

– На которой? – спросил Трап. – На той, что до пропасти, или той, что после?

– Неважно, – отчего-то расстроился отец. – Двигаться-то можно в любую сторону. Но я попробовал, мне хватило. Теперь я занимаюсь тобой.

– А мне хватит? – не отставал от отца Трап.

– На всех хватит, – сказал отец.

Первый раз Трап сбежал из дома в десять. Воспользовался отцовским транспортным ключом, чтобы подняться в Порт и оказаться на одном из пирсов. Забрался на тяжелый балкер и спрятался в укромном месте, рассчитывая где-нибудь за орбитой Хене постучаться в окно шлюзовой камеры. Сухогруз слишком долго провисел у маяка, и скафандр Трапа выдал его аварийным сигналом. Мальчишку разыскали и отправили домой. Но упрямство в Трапе жило уже тогда. Он не сказал, как забрался внутрь двойной обшивки балкера, и спасателям пришлось резать сталь. Отцу это приключение обошлось в крупную сумму. Но наказывать Трапа он не стал. Отец спросил у Трапа только одно:

– Что ты делаешь, парень?

– Натягиваю трос, – ответил тот отцу и посмотрел на мать.